Кэти, наверное, пошла бы прогуляться. Может, у нее уже была бы своя семья. Софи читала бы Обри вслух и рассказывала бы ей смешные истории про папу. Моя мама так делала. Дразнила отца, а он ей подыгрывал, когда она говорила, что папа убил медведя на Аляске, а он помог мне отрыть во дворе медвежий клык. Однажды мама сказала, что папа летал на Луну, и он вывел меня во двор и показал следы, которые оставил на лунной поверхности. Я довольно быстро поняла, что это просто игра, но все равно любила ее.

Когда Диана уходит, я замечаю за одним из соседних столиков Дэна Белдинга-младшего. Дэн на два года старше меня. Я помню, как Кип и Адам дразнили его мальчиком на побегушках. Теперь, конечно, подобное считается травлей. Тогда все просто смеялись.

По крайней мере мой брат и Адам смеялись.

Не уверена, что Дэну было смешно.

– Привет, – говорит он. – Ты здесь одна?

Я улыбаюсь:

– Как и всегда.

– Не против, если я присоединюсь?

Не думаю, что он ко мне подкатывает, так что я жестом приглашаю его за свой стол. Дэн – хороший парень. Действительно смог добиться чего-то в жизни.

– Прости, что не заглянула, когда ты вернулся в Шелтон, – говорю я.

Дэн слегка поводит плечами:

– Я не мог не вернуться. В венах – опилки вместо крови, сама понимаешь.

– Как и у меня, – соглашаюсь я. – В общем, с возвращением тебя.

Диана замечает, что Дэн пересел, и приносит его заказ. И подмигивает мне. Она неправильно все поняла, но я ее не поправляю. Затем она приносит и мой омлет.

– Должно быть, ты рада, что дело Софи Уорнер благополучно разрешилось, – говорит Дэн.

Я не могу понять, пытается ли он подколоть меня насчет убийства Райнхарт или говорит искренне. Я выбираю второй вариант, поскольку это больше похоже на мальчика, которого я помню.

Я съедаю кусочек омлета и разглядываю малиновый джем.

– Я всегда рада, когда удается поймать преступника, – говорю я.

Он смотрит на меня, потом оглядывается по сторонам.

– В чем дело, Дэн?

Я замечаю, что на лбу у него выступил пот. Возможно, все дело – в остром соусе, которым он полил свою яичницу, но, с другой стороны, он давно должен был привыкнуть к вкусу.

– Адвокатская тайна, – говорит он. – Ненавижу это правило.

Я намазываю джем на тост и даю Дэну подумать о том, что он хочет мне рассказать. Я вне себя от волнения, но не показываю этого. Дэн что-то скрывает, но отчаянно желает со мной поделиться.

Прямо сейчас.

– Да уж, – говорю я. – Я тоже от него не в восторге. Я понимаю, зачем нужна адвокатская тайна. Но от нее случается немало вреда.

– Верно, – говорит он, разглядывая яичницу в своей тарелке.

Я слегка давлю:

– Да ладно тебе, Дэн! Мы же знаем друг друга с детства.

Это правда, пусть и с натяжкой. Я относилась к Дэну Белдингу-младшему так же, как мой брат. Я не издевалась над ним. Я бы никогда ни с кем так не поступила. Но, должна признать, я смеялась над шутками про мальчика на побегушках.

В уголках рта у Дэна скопился яичный желток, но я ничего не говорю. Стараюсь не смотреть.

– Ладно, – говорит он, опуская вилку. – Не думаю, что это такое уж большое нарушение.

– Хорошо, – говорю я.

Он смотрит на меня в упор. Пронзительно, не мигая.

– Один из наших одноклассников пришел ко мне после смерти жены, – говорит он.

Мне нет нужды уточнять, о ком идет речь. Я подыгрываю Дэну.

– Как интересно, – говорю я.

– Я не могу сказать, кто именно, – добавляет он.

– Да, понимаю. Это было бы нарушением адвокатской тайны.

– Пожалуй, – говорит он. – Да. Хотя на самом деле он меня не нанимал.

– Значит, адвокатская тайна на него не распространяется?

– Как я и сказал, это довольно неловкая ситуация, – говорит Дэн. – Все-таки он пришел за юридической консультацией.

Диана приносит нам еще кофе. Двадцать пять лет на этой работе, но она всегда приходит невовремя. Мы молчим, пока она разливает кофе по чашкам.

Мое сердце сжимается, и я сама не знаю почему. Дэн по-прежнему молчит, и я спрашиваю:

– Будем играть в “Горячо-холодно”, Дэн?

Я не злюсь на него. Просто пытаюсь понять, куда заведет наш разговор. Дэн явно хочет рассказать мне что-то важное. Это не просто сплетни об общем знакомом.

Он опускает вилку:

– Адам пришел ко мне по поводу удочерения.

Я чуть было не говорю «мой Адам».

Но сдерживаюсь:

– Адам Уорнер?

– Ага.

– Я не знала, что они с Софи хотели вторую дочь, – говорю я шепотом, потому что знаю, что у старика за соседним столиком невероятно острый слух. В Шелтоне сарафанное радио работает быстрее, чем беспроводная связь.

На лице у Дэна застыло абсолютно непроницаемое выражение. Понятия не имею, о чем он думает, сидя напротив и обдумывая мой вопрос.

– Как я и сказал, это были не мистер и миссис, – говорит он, – а один Адам. После того, как его жену убили.

Я не понимаю. То, что он говорит, не укладывается в голове.

– Он объяснил свое решение?

– Да. Сказал, что для него это слишком большая ответственность.

Какая-то бессмыслица.

– Тогда с какой стати он захотел взять второго ребенка? – спрашиваю я.

Дэн опускает взгляд и трет лоб:

– Ты хочешь, чтобы я сказал прямо?

Я дожидаюсь, пока он посмотрит мне в глаза:

– Потому что ты ничего мне не говоришь. По крайней мере ничего внятного. Ну же, Дэн!

– Он хотел отдать свою девочку на удочерение.

Я потрясена:

– Обри?

– Да.

– Флиннам? – уточняю я.

Он качает головой:

– Нет. Он хотел передать ее для частного удочерения и не Флиннам. Я сказал ему, что они наверняка подадут в суд и добьются как минимум прав на посещение, а может, и опеки.

Я не говорю этого вслух, но в голове у меня вертится одна мысль: и это Адам Уорнер, которого я знаю?

– Что случилось?

Дэн отодвигает тарелку и, к моему облегчению, вытирает губы.

– Он так и не вернулся. Я решил, что он успокоился и передумал. Может, не решился довести дело до конца. Горе и потрясение заставляют людей творить странные вещи.

Диана приносит каждому из нас счет. Я молча достаю из сумки кошелек, пока Дэн ищет свою кредитку.