– Понимаю, – согласился я. – Начальство лучше не злить.

– Вы же с ней не знакомы, – сказала Софи со смешком.

– Я знаю таких людей, – ответил я.

Я сказал, что рад был помочь, и Софи настояла на том, чтобы в благодарность угостить меня выпивкой на Пайонир-сквер. Я пытался бросить пить, но все равно согласился. Софи была так рада, и я действительно чувствовал, что между нами что-то есть.

Мика устанавливал в ресторане новую холодильную камеру, так что у меня выдался внеплановый выходной. Мы с Софи встретились без четверти семь и проговорили два часа. Она рассказала про свою работу. Я рассказал, что именно посетители иногда забывают в ресторане: подарки, телефоны и презервативы.

– Презервативы? – переспросила она. – Что у вас за ресторан такой?

– Это был особый случай, – сказал я с улыбкой.

И так далее. Мы не говорили про своих супругов, хотя обручальные кольца явно свидетельствовали об их наличии. Наша встреча не была похожа на первое свидание. Два часа пролетели как пять минут; мы болтали словно лучшие друзья, которые не виделись много лет.

Вот в чем дело: встретив Софи, я не перестал любить Кристен. Я любил ее всем сердцем. Мы хотели создать семью. И, несмотря на все неурядицы и печали, я никогда не сомневался, что мы справимся. Кристен нуждалась в том, чтобы стать матерью. Я это понимал. Я плакал вместе с ней после каждой неудачи. Я обнимал ее по ночам, чтобы облегчить ее страдания. Я никогда не говорил, что мне тоже тяжело. Я не мог так с ней поступить. Не хотел говорить о собственных чувствах, когда она так тосковала.

Затем появилась Софи Уорнер. Прекрасная и веселая. На ее плечах не лежал тяжкий груз разочарований. Она всегда радовалась жизни. Она понимала меня с полуслова. Ее не волновало, что я всего лишь официант. Она видела настоящего меня. Не мою работу. Не мое прошлое. Только меня.

Когда мы впервые переспали, я вернулся домой, чувствуя себя ничтожеством. Кристен ждала меня, и я знал, что она, пусть и неосознанно, что-то подозревает. Мое предательство стало отравой. Я пытался понять, что будет лучше для Софи, для Адама, ее мужа из «СкайАэро», и для меня. Если мы с Софи – родственные души, то мы должны быть вместе, верно? Я даже просил Бога показать мне верный путь.

Бог не ответил. Это сделала Софи.

Мы встретились на нашем обычном месте на Пайонир-сквер.

Она начала плакать еще до того, как мы сели за наш обычный столик, где наверняка сидели и другие неверные супруги.

– Что такое? Ты в порядке?

Я подумал, что ее уволили с работы или ее муж обо всем узнал, или у нее нашли рак.

– Нет, – ответила она. – Не в порядке.

Она долго молчала. Когда к нам подошла официантка и Софи заказала содовую с лаймом, я догадался, в чем дело.

– Ты беременна? – спросил я.

Она уставилась на стол:

– Я узнала только сегодня утром.

Я был шокирован. Нет, серьезно.

Мы сидели в тишине.

– От меня? – спросил я наконец.

Она заправила прядь волос за ухо и отпила глоток содовой. Повертела в пальцах ломтик лайма.

– Я не знаю, – сказала она.

Как ни странно, ее ответ меня поразил. Она утверждала, что они с Адамом почти перестали спать в одной постели. Что он наверняка изменяет ей с кем-то с работы и ей на это плевать. Она говорила, что не хочет, чтобы до нее дотрагивался кто-то, кроме меня. Мы же были родственными душами! Да, я спал с Кристен. Но это был мой долг. Кристен хотела ребенка. Я пытался ей помочь.

А теперь…

Я заказал еще текилы.

– Что мы будем делать? – спросил я.

Я знал ответ еще до того, как она взяла меня за руку.

– Мы должны попрощаться, Коннор, – сказала она. – Пора положить этому конец.

У меня перехватило горло. Я едва мог говорить.

– Но я люблю тебя, – сказал я.

Она кивнула:

– Я знаю. Я тоже тебя люблю.

Все это казалось мне неправильным. Кошмарно неправильным.

– Это мой ребенок, – сказал я.

Как бы сильно я ни любил Софи, в тот момент я понял, что остался один.

– Я точно не знаю, – сказала она. – Но я не могу балансировать между нашими отношениями, моим мужем и ребенком. Мне этого не вынести, Коннор. Я приняла решение. Нам нужно расстаться.

Я понял, что вот-вот заплачу:

– Я не хочу тебя терять.

Но Софи была полна решимости. Не важно, чего я хотел и что я думал. Она намеревалась поступить так, как будет лучше для нее и ребенка.

Она наклонилась и поцеловала меня.

А потом встала и ушла.

Я не чувствую ни намека на притворство в рассказе Коннора про то, как они с Софи познакомились и сблизились. Он действительно ее любил. В этом не может быть сомнений. Я верю ему. Он не знает, что произошло с Софи, и не помнит, что делал, приехав в коттедж. Я повидала немало отменных и ужасных лжецов. Меня почти невозможно обмануть.

Но тайная ревность вполне может обернуться бушующим потоком. А когда в дело вступает алкоголь, последствия становятся непредсказуемы.

– Вы виделись с Обри лишь однажды? – уточняю я.

– Когда она была маленькой, – говорит он. – Да, всего один раз.

– И больше вы не общались с Софи?

– Ни разу. Ни звонков, ни писем, ни сообщений.

– Вы за ней следили? – спрашиваю я.

Он отодвигается от стола.

– Серьезно? Нет. Не следил. Она сказала, что между нами все кончено, и я смирился. Когда она сказала, что хочет показать мне дочку, я не стал возражать. Я не пытался с ней связаться.

– Коннор, – говорю я, – я не знаю, как вам помочь, и не знаю, следует ли вам помогать. Я верю, что вы ничего не помните.

– Слабое утешение, но спасибо вам, детектив. Приятно, что кто-то мне верит.

– Вы не одиноки, – напоминаю я. – У вас есть Кристен.

– Больше нет, – отвечает он. – Мы разводимся. Так будет лучше. Я признал свою вину, так что на освобождение можно не надеяться.

– Мне жаль, – говорю я. Это правда. Мне действительно жаль.

Он по-прежнему смотрит вниз:

– Мне тоже. Я разрушил собственную жизнь и ее утащил за собой. Может, теперь она будет счастлива. Я на это надеюсь. Она хороший человек.

Я вспоминаю, как потрясена была Кристен, когда мы приехали за ее мужем. Она выглядела прекрасной и сильной. Я ее пожалела. Она юрист – и все время напоминает об этом, – а в этой профессии нужно сохранять самообладание в любых обстоятельствах.