никак навредить атакующим, но этот ущерб казался мизерным и совершенно ничего не решающим на фоне общей численности нападавших. С мостика «Богатыря» в просвете между двинувшейся к берегу «Гималайей» и пытающимся расклепать якорную цепь «Свербее» было видно, как от снарядов постоянно менявшего курс «Громкого» взорвался небольшой пароходик, озарив низкие тучи яркой вспышкой и разбросав обломки на головы своих собратьев. Почти одновременно с этим выбросил облако пара и остановился катер, с которого, тем не менее, продолжали сверкать вспышки выстрелов, а небольшая двухмачтовая шхуна с высокой кормой лишилась фокмачты, сбитой снарядом, и загорелась, почти сразу тоже взорвавшись. Справа и слева от этого узкого просматриваемого сектора, где-то за тушей второго норвежца и силуэтом «Гималайи», также порой вставали столбы мощных взрывов и вспыхивали очаги сильных пожаров. Но в освещенную зону, постепенно расширявшуюся за счет этого, все время входили из темноты новые и новые шеренги плавучей мелочевки. Они упорно шли на убой, уже хорошо различимые благодаря многочисленным ракетам с дозорных шхун и нашедшему обильную пищу пламени, а также прожекторам с эсминцев и берега. Своей неисчислимостью они перекрывали потери с лихвой.

Даже когда оба крейсера открыли огонь полными бортовыми залпами прямой наводкой, разнося в щепу все, до чего могли дотянуться в простреливаемых секторах, противник не дрогнул. Залпы с кораблей почти сразу поддержали береговые батареи, директрису стрельбы которым все же успела открыть «Гималайя». Но, невзирая на появление в своих порядках целых просек, усеянных плавающими, горящими или еще опадающими вместе с водяной пылью и дымом обломками, эта волна продолжала медленно напирать с фанатизмом и неотвратимостью тихого, но неумолимого прилива.

Раньше никому такого видеть не доводилось. Было ясно, что отступить их уже ничто не заставит. Можно отбиться, только уничтожив, причем всех. Иначе это так и не закончится. Пушки заполошно били с максимальной частотой, совершенно не пытаясь разобрать, где во всей этой каше могут быть свои. Не до того было. Но настырные суденышки с ярко расписанными белыми вымпелами на верхушках мачт все приближались.

Спустя менее четверть часа они уже дотянулись до самого дальнего норвежца, на котором снова никак не удавалось дать ход. Сначала ни с берега, ни с крейсеров не придали никакого значения очередной паре больших водяных столбов, вставших где-то за его корпусом, хотя и близко. Затем сразу за ним, а потом еще и под его кормой, прямо по воде разлилось целое море огня, быстро перекинувшееся на палубу. В его свете стало видно, что с парохода прыгают в воду люди, а он сам начал крениться в сторону входа в бухту.

К нему немедленно отправили вооруженные шлюпки и фуне для спасения экипажа, которые почти сразу сошлись на встречных курсах с огибавшими его с носа и кормы мелкими суденышками. Одно из них тут же взлетело на воздух, накрыв взрывом ближайшее фуне с десятком гребцов и стрелков и скрыв от глаз за образовавшимся густым облаком порохового дыма последние мгновения агонии парохода. Остальные закружились в хороводе ближнего боя, порой переходящего в рукопашную схватку в стиле пиратских романов.

К бойне скоро присоединились оба баркаса со «Светланы» и местный лоцманский бот, вооруженные пулеметами, а также еще три японских катера с шестовыми минами. Итогом стало потопление трех японских судов и захват всех остальных, правда, только после полного истребления их экипажей. За это заплатили большими потерями в людях на прочих участниках схватки. Один японец снова взорвался, вместе со сцепившимся с ним нашим баркасом. Заряд, судя по всему не малый, был из бурого пороха, так как дымом от этого взрыва закрыло почти полбухты.

К тому времени «Свербее» уже тоже тонул. Лейтенант Толстой, назначенный командиром его призовой команды, набранной со «Светланы», с мостика трофея прекрасно видел весь бой с самого начала. С первым же сигналом тревоги он отправил назад людей с «Громкого», стоявшего под парами пришвартованным к правому борту, смотревшему в Корейский пролив. Эсминец сразу отдал концы и двинулся навстречу противнику, а Толстой вызвал наверх всех, кроме машинной вахты. Таких набралось аж шесть человек. Им приказал взять винтовки и занять оборону по правому борту, на всякий случай. Катера и прочая подобная мелочь появлялась уже отовсюду. Стало ясно, что лишним это не будет. Затем начал передавать фонарем на свой крейсер, из-за дымки едва видимый за спиной, что творилось на северо-восточных румбах.

А враг приближался! Поскольку сигнальной вахты на пароходе не имелось, и он был на мостике один, еще раз передав сообщение, выключил фонарь, достал из кобуры револьвер и разложил на крышке штурманского столика сигнальные ракеты. Немного подумав, убрал их обратно в ящик и достал из кармана все патроны, сколько нашел, приготовившись быстро перезарядить барабан. С досадой вспомнил, что пистолет не чистил уже давненько. Проверил, как ходит спуск, крутнул барабан, подняв его к уху и прислушиваясь. Вздохнул и убрал в кобуру, но клапан не застегивал. Потом ощупал ножны с кортиком, висевшие на поясе, и снова глубоко вздохнул, пытаясь унять расходившиеся нервы. По палубе под мостиком тяжело бухали ботинки его стрелков, устраивавшихся поудобнее за фальшбортом и смачно лязгавших затворами.

Сначала казалось, что своевременно обнаруженная вылазка японских минных катеров будет легко отражена огнем с берега и миноносцами, сразу ринувшимися в атаку, но в быстро разраставшихся световых пятнах от постоянно поднимавшихся в небо осветительных ракет и открывшихся прожекторов появлялось все больше противников. Разлившийся по волнам электрический свет с прожекторной батареи и уже ввязавшихся в бой миноносцев высветил бесконечные шеренги атакующих, напоминавшие пехотные цепи.

Обе наши шхуны, совсем недавно прошедшие мимо пароходов в сторону пролива, уже совершенно смешались с японцами. Их место еще угадывалось по «фонтанам» ракет, взлетавших сплошным потоком, словно их спешили успеть истратить все до того, как живых на палубах не останется. Там сухо щелкали малокалиберные пушки и часто, длинно стучали пулеметы и винтовки, что-то горело и взрывалось.

Сколько судов участвовало в атаке, сказать было невозможно. Казалось – тысячи! Помимо того что удавалось выхватить взглядом, в обе стороны за пределами освещенных участков и по всему темному горизонту, словно небольшие искры, перемигивались частые вспышки дульного пламени разной яркости, цветов и размеров.

Создавалось впечатление, что из-за спины передовых цепей нападающих кто-то из глубины Корейского пролива открыл частый огонь в направлении стоянки. Командир трофейного транспорта ждал прилета массы снарядов, выпущенных из столь многочисленных стволов. Это ожидание буквально парализовало его на несколько секунд. Но кроме свиста постоянно пролетавших вокруг пуль и мелких всплесков от них и небольших снарядов на воде ничего не