посту советника ГОС. Как только появилась возможность, он уехал из Люблина. В 1946 году Кристианс опубликует книгу о программе помощи узникам Майданека, в которой припишет все заслуги польскому Красному Кресту и даже не упомянет об ГОС или его сотрудниках[280].

Однако летом 1944 года Янина все еще пользовалась уважением среди жителей Люблина благодаря своей работе в Майданеке и на Крохмальной, и это обеспечивало ей некоторую защиту от подозрений и притеснений со стороны коммунистических властей. Если бы сейчас она открыла, что на самом деле не является графиней, да еще призналась бы, что она еврейка, это могло навредить ее репутации, по крайней мере у поляков. Даже после ухода немцев для евреев в Люблине все еще было небезопасно, потому что многие из них, кто скрывался во время войны, вернувшись, подвергались атакам со стороны польских партизан и бывших соседей[281]. Открой Янина свою подлинную личность, это наверняка вызвало бы вопросы о том, как она обзавелась подложными документами и получила должность в ГОС, а в результате и ее, и Скжинского могли разоблачить как членов АК.

Несмотря на недоверие к ГОС, новый режим не мог обойтись без его жизненно важной деятельности, ведь польское население по-прежнему сильно нуждалось в помощи. Однако многие сотрудники комитетов поддержки увольнялись со своих должностей. Янину попросили остаться и дали официальный титул заместителя директора люблинского комитета. Сохранив свою ложную идентичность, она могла и дальше помогать соотечественникам – не только этническим полякам, но и польским евреям. Имели место и практические соображения: у них с Генри сохранялся доход и жилье. Должность также позволяла ей обеспечить работой жену Вендрухи и дочь Скжинского[282].

Поэтому Янина и Генри решили сохранить свои поддельные личности, по крайней мере на время. Вместе с графиней Владиславой и мадам Марией они получили разрешение переехать обратно в дом графини на улице Нарутовица[283]. Когда новая администрация заменила ГОС Центральным комитетом гражданского благосостояния (Centralny Komitet Opieki Społecznej), или СКОС, в конце 1944 года, Янина получила назначение в его управляющий совет[284].

В 1945 году Советы перевели польскую администрацию из Люблина в Варшаву. У Янины не было выбора, кроме как попрощаться со своими «тетушками» и уехать. Как доктор Янина Суходольская, социальный работник, она стала начальницей Организационного и инспекционного отдела СКОС. Разъезжая по всей стране, она своими глазами видела боль и страдания польского народа. Шесть миллионов поляков погибли за время войны – 18 % довоенного населения Польши. Половину из них составляли евреи. Полтора миллиона польских детей остались сиротами. Бездомность и голод царили повсюду, неизбежно сопровождаемые эпидемиями и преступностью[285].

Как ГОС, СКОС являлся благотворительной организацией, действовавшей через комитеты и отделения на государственном, окружном и местном уровнях. Он стал преемником ГОС в той части Польши, которая в войну являлась Генерал-губернаторством, но в других регионах организационную работу пришлось начинать с нуля. Янина быстро создала 2690 комитетов и отделений по всей стране. В первую очередь ее деятельность касалась детей и подростков, включая 169 000 сирот в возрасте до трех лет. Для сотен тысяч подростков она учредила образовательную программу, так как во время немецкой оккупации у них отсутствовала возможность учиться[286].

Большая часть финансирования СКОС поступала из-за границы, от международных организаций, включая Администрацию помощи и восстановления ООН, а также многочисленных благотворительных фондов и союзов польской диаспоры. Благодаря знанию иностранных языков Янина отвечала в СКОС за переговоры с зарубежными спонсорами, а в 1946 году стала заместителем директора. Должность давала ей возможность выезжать на международные конференции на Запад, включая Женеву в 1946-м и Париж в сентябре 1947-го[287].

Генри не нравилось жить в Варшаве под именем Петра Суходольского. Он стремился возобновить свою работу по философии физики и продолжить академическую карьеру, что мог сделать только как Генри Мельберг. Другие члены львовско-варшавской школы, выжившие в войне, также надеялись продолжать свою деятельность на территории послевоенной Польши. Генри удалось получить преподавательскую должность под своим настоящим именем в недавно созданном Университете Лодзи, ректор которого был когда-то студентом Твардовского[288]. Из-за новой работы Генри и Янине пришлось некоторое время жить раздельно и скрывать свой брак[289].

В Лодзи Генри сумел через Центральный еврейский комитет Польши разыскать своих братьев, Исидора и Юлиуша. Они сообщили Генри, что их родителей казнили в газовых камерах в Белжеце; две их замужних сестры также были убиты. Исидор пережил войну, выдавая себя за Ежи Маркевича, и до сих пор использовал это имя. Юлиуш выжил в Советском Союзе и планировал эмигрировать в Палестину[290].

За исключением выживших евреев, послевоенная Польша была практически моноэтническим государством. Советский Союз аннексировал многонациональные восточные регионы, а коммунистический режим вытеснил этнических немцев за западные границы. Враждебность к польским евреям стала еще сильнее, чем до войны; соотечественники неевреи относились к ним как к нежелательным чужакам. Хотя в теории евреи обладали такими же правами, как и польские граждане, они подвергались откровенной дискриминации и притеснениям. Часто происходили жестокие нападения, особенно на евреев, которые возвращались домой и обнаруживали, что их жилье и предприятия оккупированы поляками, отнюдь не стремившимися возвращать собственность законным владельцам. В первый послевоенный год в Польше было убито, по разным оценкам, от пятисот до полутора тысяч евреев. Местные власти закрывали глаза на насилие, а то и сами участвовали в нем. Временное правительство опасалось оттолкнуть от себя польское население, взявшись подавлять антисемитские настроения и нападки. Как и брат Генри, Исидор, многие евреи, выжившие благодаря «арийским» бумагам, предпочитали сохранять фальшивую личность, чтобы не стать жертвами антисемитизма[291].

Страхи польских евреев оправдались 4 июля 1946 года: в городе Кельце толпа местных жителей вместе с польскими солдатами и полицией набросилась на выживших при Холокосте, которых расселили в здании еврейской общины. Этих людей раздели и забили камнями. Погром унес жизни сорока двух евреев, около восьмидесяти получили тяжелые ранения[292]. После погрома за несколько месяцев 70 000 польских евреев бежали из страны, предпочитая жить в лагерях для перемещенных лиц или нелегально пробираться в Палестину, чем постоянно бояться насилия и гибели в Польше[293].

Генри думал присоединиться к ним. В июле 1946 года он добился важной карьерной цели, получив сертификат, позволявший ему занимать должность профессора философии. Если бы он смог попасть в США, то получил бы заслуженное уважение и почет за свои работы. Он считал, что они с Яниной никогда не смогут жить в Польше вместе под своими подлинными именами и