– все, что осталось от четырехсотлетнего еврейского квартала. Над этой картиной разорения возвышался Замек.

Родственники заключенных столпились у наружной стены. Хотя входные ворота были распахнуты, они боялись заходить. Увидев Янину, бегущую к ним, они стали кричать:

– Немцы заложили внутри мины!

Янина все равно вбежала в ворота, и крики толпы стали громче и настойчивее.

– Не заходите, не заходите туда, графиня! Вы там погибнете! Внутри все мертвы. Они этого и хотят, чтобы вы погибли там.

Некоторые вставали на колени и молились.

Янина слышала их, но не могла остановиться. Она пробежала через ворота к огромной арке, ведущей во внутренний двор замка. Двери снова были открыты, и польский надзиратель стоял внутри, держа кольцо с ключами. Он показал ей налево:

– Вон туда, графиня, в тюремном лазарете могут быть раненые.

Янина бросилась вперед, но увидела лишь пустые койки. Рядом откуда-то возникла ее младшая помощница – оказывается, она следовала за Яниной всю дорогу. Янина была удивлена, потому что всегда считала эту девушку очень робкой. Заметив шевеление в углу камеры, они перевернули матрас и нашли женщину, лежащую под ним, – все еще живую, но слишком израненную, чтобы передвигаться самостоятельно. Потрясенная, Янина узнала ее: это была учительница из государственной школы в городе. Янина с помощницей вытащили женщину за ворота. Потом Янина отправила помощницу в ГОС за подмогой и принялась искать работающий телефон. Она нашла его и позвонила в польский Красный Крест, чтобы оттуда прислали кареты скорой помощи.

Ждать их Янина не стала и бегом вернулась в замок, заметив облачко дыма, поднимавшееся от правого крыла. Во внутреннем дворе она повернула налево, зная, что там содержали политических заключенных. Она пробежала мимо нескольких трупов, лежавших в лужах крови, ко входу в тюремное отделение. И застыла как вкопанная. Вокруг нее растекалась лужа крови, питаемая ручейками, текущими по ступенькам. Казалось, кровью пахнет сам воздух.

Теперь она точно знала, куда ей идти. Ступив прямо в лужу, Янина начала подниматься по лестнице, крепко держась за перила, чтобы не поскользнуться. Наверху она последовала за кровью – направо, к камере с распахнутыми дверями. Внутри лежали груды мертвых тел, не меньше сотни, и у большинства черепа были раздроблены пулями. Янина услышала стоны и крики и поняла, что раненых бросили туда вперемешку с мертвыми. К ней присоединились другие, и вместе они начали вытаскивать выживших. Янина последовала за кровью, теперь доходившей до щиколоток, в конец коридора. В большой камере трупы были свалены горой не меньше двух метров в высоту. Их было около ста пятидесяти. Между трупами валялись перевернутые швейные машины. Янина заметила, что на большинстве тел нарукавные повязки, которые должны были носить евреи. Получалось, что это еврейские портные, которые так долго избегали судьбы, постигшей их родных, чтобы погибнуть в самый последний момент.

Из этой кучи тоже начали извлекать выживших. «Сколько тех, кто попал сюда еще живым, были раздавлены грузом мертвых тел? – думала Янина. – И у кого из тех, кого мы вытащим, действительно есть шанс выжить? Кого нам спасать первыми?» Замок содрогался от разрывов снарядов, бьющих поблизости. Янина решила, что нельзя терять время: сюда немедленно надо доставить врача, который сможет оценить состояние раненых. Она снова побежала к телефону, звонить врачу люблинского комитета поддержки, но не смогла дозвониться. Кто еще из врачей, если она его и найдет, согласится рискнуть и приехать в этот ад?

Янина бросилась на ближайшие улицы. Мимо спешила пара – на мужчине был значок военного медика. Янина остановила его и попросила пойти с ней. Супруги в ужасе уставились на нее. Янина не понимала, как страшно она выглядит: вся забрызганная кровью, в обуви, оставляющей на земле кровавые следы.

– Не ходи, дорогой, – умоляла жена, – тебя там убьют. Какой смысл был пережить оккупацию, чтобы погибнуть теперь?

Янина устремила на мужчину настойчивый взгляд. Он знал, что пойти в замок – его долг как врача и как поляка и что другие узнают о происшедшем и осудят его за пренебрежение этим долгом. Он пошел с Яниной.

В замке люди уже раскладывали тела жертв во дворе; родственники искали среди них своих. Янина увидела мать, державшую раненую голову сына; та тихо плакала, вытирая кровь с его бледного лица. Рядом старик стоял над трупом юноши, крича:

– Спасите моего внука! Спасите моего внука!

Но никто не приходил ему на помощь, потому что все пытались помочь своим раненым, а внук старика очевидно был мертв.

Оглянувшись на входные ворота, Янина увидела, что облачко дыма, которое она заметила раньше, разрослось в настоящую тучу, и почувствовала запах гари. «Нельзя, чтобы тюрьма сгорела и все доказательства совершенных здесь преступлений были уничтожены!» – подумала она. Янина помчалась к телефону и позвонила в пожарную часть. Пришлось потрудиться, чтобы уговорить дежурного отправить в Замек команду, но Янине это удалось, и пожар был потушен.

Однако сражение уже подошло к окраинам Люблина, и искать выживших стало слишком опасно. Около пятнадцати человек на носилках доставили в здание ГОС на улице Любартовская, чтобы позднее перенести в госпиталь. Те, кто нашел тела своих близких, увезли их на тележках. Остальные жертвы – около трехсот – оставались в замке, пока в городе шли бои. Заняться ими удалось лишь три дня спустя.

Глава 20

Конец

Когда 22 июля 1944 года Янина пришла домой, остальные жильцы прятались в подвале, вместе с подразделением вермахта под командованием сержанта. Он приказал всем оставить квартиры незапертыми, чтобы его солдаты могли использовать их в качестве наблюдательных пунктов. Жильцам разрешалось входить туда только для того, чтобы приготовить еду. Янина с соседями слушали взрывы бомб и снарядов, и настроение у них повышалось. Очень скоро, спустя почти пять лет террора, немецкие оккупанты уйдут из города.

На рассвете следующего дня на улицы Люблина въехали танки. Солдаты, прятавшиеся в здании, где жила Янина, выбегали наружу, стреляли из противотанкового оружия и возвращались; с их лиц капал пот, а глаза были огромными от страха. Возле подъезда припарковался грузовик, появился сержант и приказал всем жильцам перейти в другую часть подвала. Среди жильцов распространялись слухи: кто-то говорил, что немцы бросили гранаты в подвал соседнего дома, где прятались люди. Другой сосед утверждал, что немцы выталкивают женщин, детей и стариков на улицы, перегораживая ими путь советским танкам. Третий шептал, что немцы хватают мужчин и увозят их на принудительные работы. Люди паниковали; вокруг раздавались споры и крики. Исключение составляли графиня Владислава с сестрой, которые спокойно стояли на коленях на сыром