средних лет, занятая весьма интенсивной пробежкой. Мужчина с сумкой-мессенджером через плечо. Я выпрямляюсь, когда свет от фонаря падает ему на лицо, и прищуриваюсь, чтобы получше рассмотреть. Стоп, я знаю этого парня.

Его глаза встречаются с моими, он останавливается и улыбается.

– Валентина? Ты?

Наконец я его опознаю.

– Эрик?

– Что ты здесь делаешь?

– Просто гуляю, – говорю я.

Он усмехается.

– В таком платье?

– Это долгая история. О том, как я проигралась в пух и прах. – Я тоже усмехаюсь – Зато могу посмеяться над собой, верно?

Он садится рядом со мной и ставит сумку на землю.

– Ты прочла колонку.

Я киваю.

– Надеюсь, ты не обиделась.

– Наоборот, – отвечаю я. – Я польщена. А то, что ты написал о магазине, оказалось ужасно важным для всех нас. Люди звонили весь день, делали пожертвования. Мы были в шоке – в самом лучшем смысле этого слова. – Я улыбаюсь. – Спасибо.

– Ты бы видела, какие я получаю электронные письма. Один читатель предлагает посвятить тебя в рыцари за доблестные усилия по восстановлению смирения в городе, развращенном чрезмерно разросшимися эго. – Он достает телефон. – И послушай вот это. – Я жду, пока он найдет запись. – Этот читатель называет тебя «светочем нашего времени», «суфражисткой книжного дела».

– Ничего себе, – говорю я, улыбаясь еще шире. – Как скромный бывший библиотекарь, а ныне книготорговец, я не уверена, что заслуживаю этих дифирамбов.

Он кивает.

– Заслуживаешь.

Я сбрасываю шпильки и поджимаю босые ноги. Он снимает куртку и набрасывает мне на плечи.

– Вот, пожалуйста, надень. Ты, должно быть, замерзаешь.

– Спасибо, – говорю я, – за куртку и за… все, что ты сделал. – Я закутываюсь в куртку. Она все еще хранит тепло его тела. – Я хотела позвонить, чтобы поблагодарить тебя, но у меня нет твоего телефона.

– Пожалуйста, не нужно благодарностей. – Он лезет в сумку, достает визитку и протягивает мне. – В следующий раз позвони просто так.

– Позвоню, – говорю я, засовывая карточку в сумочку. – Ну а ты что здесь делаешь?

– О, просто возвращаюсь с работы.

– В такое время?

– Ну ладно, – говорит он. – Скажем так: хочу быть подальше от дома.

– Почему?

– Мы с Фионой расстались, и сегодня она пришла за вещами.

– Не может быть, – говорю я. – Сочувствую.

– Не стоит. Разрыв назревал уже два года, честно говоря, даже дольше. Мы никогда не подходили друг другу. И оба это знали. Мне давно следовало с этим покончить, но когда она потребовала, чтобы я заменил дома все светильники, чаша переполнилась.

Я сдержанно смеюсь.

– Да, это действительно показалось немного странным.

– Можешь мне поверить, – говорит он. – «Странно» – это мягко сказано. Я еще не рассказал тебе о холодильнике.

– О холодильнике?

– Объяснять долго и очень-очень скучно. – Он качает головой. – Только мозги запудривать. Тебе известно, что существует шестнадцать различных марок бытовой техники, которые не предусматривают генераторов льда для фильтрованной воды?

Я смеюсь.

– О боже. Совсем тяжелый случай.

Он кивает.

– Так что пусть все будет как есть. – Он смотрит на небо, обводя пальцем слабые очертания созвездия над головой. – Как будто я жил в странном, туманном сне, где приходится ходить на цыпочках по собственной квартире. – Он глубоко вздыхает. – Наконец-то я снова могу дышать.

Я улыбаюсь.

– Что ж, тогда рада за тебя. Но я знаю, что это никогда не бывает легко. – Вслед за ним я смотрю на небо, вспоминая все документы, которые в последнее время подписала, отсканировала и отправила по электронной почте своему адвокату. – Формальности с моим разводом завершились только сегодня. – Произнеся это, я как будто сбрасываю груз: даже лучше, когда все это позади.

– Извини, – говорит он.

Я качаю головой.

– Да нет, все хорошо. Даже отлично. Ты прав, теперь я тоже все ясно вижу.

Он снова смотрит на небо.

– Если бы сейчас была весна, мы могли бы увидеть Деву. Вирго.

– Кого?

– Созвездие Девы, – объясняет он. – Довольно замкнутая девица, показывает свое личико только тогда, когда хочет, чтобы ее видели. – Он поворачивается ко мне. – В детстве я нашел у бабушки на чердаке старинную книгу. Старинную в буквальном смысле. Восемнадцатого века. – Я вытаращиваю глаза, а он продолжает. – На каждой странице описывалось отдельное созвездие. Но мисс Дева особенная. – Он улыбается мне. – Она приносит удачу и успокаивает бури. Может быть, как раз сейчас она присматривает за тобой.

Я изучаю его лицо.

– И ты веришь в эту чушь?

Эрик пожимает плечами.

– Я верю в науку – и в сказки.

– Я тоже, – говорю я, чувствуя, как по моей шее пробегает дрожь.

– А где Дэниел? – внезапно спрашивает он.

– В Шотландии – работает над кинопроектом. Но утром возвращается. Завтра я ужинаю с его родителями.

– Ух ты, – говорит он.

– Я должна волноваться?

– Я с ними не знаком, но уверен, что волноваться не о чем. Дэниел – отличный парень.

Согласна, думаю я.

– Я рад за вас обоих.

– Спасибо.

Он смотрит на часы.

– Ну ладно, мисс Америка. Мне пора, но сначала поймаем тебе такси.

Мы возвращаемся на улицу, где он ловит такси. Водитель мигает фарами и подъезжает к нам.

Я снимаю куртку и протягиваю Эрику.

– Было приятно тебя встретить, – говорю я, забираясь в такси и опуская стекло.

– Подумать только, в Лондоне, где столько народу, наши пути случайно пересеклись. И если это не звездная пыль удачи, то не знаю, что это такое.

Я усмехаюсь.

– Звездная пыль удачи. Красиво. Может быть, это заглавие твоей следующей колонки?

– Определенно годится, – говорит он, усмехаясь в ответ, и машина трогается с места.

Мой телефон жужжит: сообщение от Дэниела. «Привет из Шотландии. Скучаю».

Я оборачиваюсь, чтобы выглянуть в заднее окно и еще раз помахать Эрику, но он уже исчез в звездной ночи.

Глава 30

Элоиза

Два месяца спустя

«Это было лучшее из всех времен, это было худшее из всех времен»[28], – этой знаменитой фразой Диккенс начал роман «Повесть о двух городах».

Он, конечно, писал о Париже и Лондоне. Но в моей жизни место Парижа занял Лос-Анджелес, а Лондон? А в Лондон мне пришло ходатайство Фрэнка о разводе.

Оно пришло быстро, гораздо быстрее, чем я могла себе представить, – мерзкие бумаги, доставленные курьером в квартиру Милли в один во всех остальных отношениях прекрасный вторник.

– Элоиза Бейкер? – спросил человек в дверях.

– Да, – сказала я в замешательстве, и он протянул мне толстый конверт.

Все законно, объяснила Милли, о, как это было законно. Фрэнк распорядился мною как обанкротившимся предприятием, которым ловко завладел, а затем ликвидировал. Но это была тропа войны