– Ну, конечно, я понимаю, – улыбнулась я. – Но, по-моему, мама вовсе не собирается везти меня в Лондон.

– Тогда мы могли бы взять вас с собой, – великодушно предложила она. – Если в будущем сезоне мы откроем Хейверинг-хаус для Селии и Гарри, то и вы сможете туда приехать. Мы представим вас ко двору. Я непременно поговорю с вашей мамой.

Я тепло поблагодарила ее, понимая, что для того, чтобы увезти меня из Широкого Дола, потребуется гораздо больше, чем обещанная возможность склониться в реверансе перед королем. Впрочем, до следующего сезона было еще далеко. Мне, возможно, и свойственно некоторое тщеславие, но я никогда настолько не потеряла бы голову, чтобы предпочесть лондонский высший свет возможности остаться дома. Я помнила, какой трепет восхищения вызвало мое появление в зале во время одной из чичестерских ассамблей – большего количества лести, чем в тот вечер, на меня в жизни не обрушивалось, и я была не настолько глупа, чтобы желать повторения чего-то подобного.

– Вы слышали, Беатрис, какие ужасные вести приходят из Кента о хлебных бунтах? – спросила леди Хейверинг, чтобы поддержать разговор и заодно сменить тему.

– Нет, я ничего об этом не слышала, – сказала я, внезапно насторожившись. – И что же там происходит?

– Я получила письмо от своей подруги из Танбридж-Уэлз[14], – сказала она. – Там вспыхнул мятеж, и бунтовщики даже жгли скирды в полях. Собирались даже вызывать из столицы милиционную армию, но мировому судье удалось арестовать нескольких самых главных бунтарей.

– Ну, значит, все как всегда, – сказала я. – В этом году тоже, кстати, хорошего урожая ждать не приходится. Цены уже поползли вверх. Бедняки живут впроголодь, и достаточно нескольких смутьянов, чтобы собрать толпу и устроить бунт, пока кто-нибудь из местных сквайров не опомнится и не продаст им по дешевке зерна. Такое почти каждый неурожайный год случается.

– Нет, пожалуй, на этот раз дела обстоят хуже, чем обычно, – возразила леди Хейверинг. – Я прекрасно знаю, что стоит оставить работников без присмотра, и от них только и жди какой-нибудь наглой выходки, но в данном случае происходящее в Кенте более всего похоже на заранее спланированный мятеж! Представляете, какой ужас? Погодите-ка, я сейчас найду, что она пишет.

Она вытащила из кармана письмо, и я приготовилась слушать фантастические сплетни перепуганной до полусмерти старухи о каких-то весьма далеких от меня событиях. Но когда леди Хейверинг начала читать, я стала прислушиваться все более внимательно, чувствуя, как у меня внутри прорастает зерно холодного страха.

– «Дорогая»… м-м-м… да, вот: «Надеюсь, у вас в графстве спокойно, а вот до нас доходят слухи о неких ужасных событиях не далее чем в двадцати милях от Танбридж-Уэлз. В этих беспорядках я виню мировых судей, которые были столь ленивы, что в прошлом спускали на тормозах истории с выступлениями обнаглевшей черни, и теперь этот сброд настолько осмелел, что полагает, будто имеет право во все совать нос.

Итак, некий мистер Вулер, вполне, с моей точки зрения, порядочный и честный торговец, заключил сделку по продаже всего своего зерна лондонским купцам, решив не молоть его на месте, как это было принято раньше. А чтобы еще более обезопасить себя от риска, ибо он вложил в это немалые средства, он договорился и с другими землевладельцами, чтобы те также продали свое зерно и отправили его на возках, принадлежащих этому мистеру Вулеру, в Лондон. Это было вполне разумное и деловое соглашение».

Я кивнула. Мне все было ясно. Этот мистер Вулер совместно со своими соседями создал целую торговую сеть и продавал свой урожай в Лондон, а не на местный рынок, поддерживая поистине грабительские цены. В итоге мистер Вулер, как и его соседи, получил весьма приличный доход. А вот его арендаторы и прочие бедняки лишились возможности купить на местном рынке зерно и были вынуждены ехать в другой город и пытаться на тамошнем рынке раздобыть необходимое им зерно, так что спрос на него, естественно, сразу возрос, а значит, и цены поднялись до небес, что было только на руку всяким мистерам Вулерам, хозяйничающим в нашем несправедливом мире. Ну а тем, кому вздутые цены оказались не по карману, пришлось обходиться вовсе без зерна. Те же, у кого не было возможности как-то прожить на одной картошке или за счет милосердия соседей, были обречены на голод.

А леди Хейверинг между тем продолжала читать:

– «Мистер Вулер, предвидя возможные проблемы с местными хулиганами, предпринял определенные меры по защите возков, следующих в Лондон. Обоз сопровождали пятеро крепких мужчин верхом на лошадях, вооруженные как ружьями, так и дубинками».

По-моему, этот мистер Вулер зря так сильно беспокоился. Впрочем, только он мог знать, сколько семей в деревне умрет от голода в результате его выгодной сделки и до какой степени будут разгневаны родители плачущих от голода детей.

– «Мистер Вулер был готов к неприятностям, но то, что случилось, превзошло все его ожидания», – продолжала леди Хейверинг. Я заметила, что Селия тихонько проскользнула в комнату, села и тоже стала слушать. – Когда повозки достигли наиболее затененного участка довольно узкой и извилистой дороги, ведущей в Лондон, проходившей через густой лес, мистер Вулер услышал протяжный негромкий свист и, к своему ужасу, увидел, как перед ним словно из-под земли выросли человек тридцать, вооруженных косами, топорами и дубинками. Дорога впереди оказалась перекрыта поваленным деревом, и почти сразу, стоило ему оглянуться назад, послышался треск, и там тоже поперек дороги упало дерево, отрезавшее ему путь к отступлению. И в эту минуту он услышал… нет, не голос, а жуткий нечеловеческий рев, исходивший, казалось, ниоткуда. Обладатель этого голоса велел мистеру Вулеру и сопровождавшим его людям бросить на землю оружие, спешиться и пешком возвращаться в деревню».

Я напряженно слушала. К нам все это, разумеется, не имело ни малейшего отношения – я никогда не заключила бы подобной сделки с лондонскими купцами, а мой отец и вовсе презирал подобную практику. В Широком Доле пшеницу никогда не продавали «на корню», когда она еще колосится в полях. И урожай всегда сперва поступал на местный рынок, чтобы бедняки могли выкупить свою жалкую долю, а затем уж купцы сражались за зерно на честном аукционе. И все же мне было немного не по себе, ибо любая атака на собственность пугает всех владельцев такой же собственности. Кроме того, о подобных вооруженных нападениях я никогда еще не слышала. Впрочем, я никогда не забывала и о том – и, полагаю, никто из тех, кто занимает в обществе достаточно высокое положение, об этом не забывает, – что мы живем за счет того, что владеем землей; мы одеваемся в шелка, спим на чистых простынях и живем в теплых и красивых домах, тогда как большинство людей вокруг нас прозябают в грязи и зачастую ложатся спать голодными. В радиусе двухсот миль от нашей усадьбы было от силы три семьи, имевшие примерно такой же доход, что и мы. И на нас работали сотни и тысячи бедняков, всецело от нас зависевших.