потом сядешь, а еще лучше – ляжешь. У меня все руки заняты заботой о других раненых.

Других раненых. Я была настолько озабочена собственными проблемами и даже не задумалась, что другим тоже нужна помощь Греты.

– Чем я могу помочь? – спрашиваю я.

– Тем, что сядешь, и не будешь путаться у меня под ногами, – получаю я прямой ответ. Грета вздыхает. – Ты сегодня многое сделала. Благодаря тебе и твоей бабушке наши потери – ничтожны. Не надо никому ничего доказывать. Иди к Леандру и оставайся у него. Он может быть в растерянности, когда проснется.

Вальдур берет меня за руку и ведет к хижине Греты.

– Пойдем, принцесса, – негромко произносит он. – Грета права: тебе надо отдохнуть.

Фульк следует за мной по пятам.

– Сколько… раненых? – запинаясь, спрашиваю я.

– Очень мало, – отзывается Вальдур. – В основном земельцы. Вражеские войска не добрались до Бразании. Несколько ранений от стрел, несколько порезов от мечей и кое-где обморожение. Ничего, что Грета не сможет быстро вылечить. Еще она присматривала за твоим буйным конем, пока снаружи шумела битва.

– Как Гембрант?

Я смотрю на Вальдура, когда он не отвечает. Он мотает головой.

– Грета – целитель для людей. Ей никогда не приходилось лечить перелом кости у лошади, потому что лошади с переломами… Ну, обычно их не оставляют жить.

Я с трудом сглатываю и готовлюсь к худшему.

– Он в порядке, насколько это возможно, – быстро говорит Вальдур, заметив мое волнение. – Но ей пришлось поискать обезболивающее, потому что конь весит больше, чем люди, которых она лечит. И, если бы кто-то разбирался в лошадях, это бы очень помогло. Она все время ворчала, что кости, мышцы и сухожилия выглядят совсем иначе. – Он передергивает плечами. – Мы надеемся, что он поправится, но не думаю, что ты…

– Я знаю, – прерываю я. – Вероятно, я никогда больше не смогу ездить на нем верхом. Но пока он здоров, все в порядке. Леандр все равно хотел использовать его для своего коневодства и подарил его мне только потому, что я сразу с ним поладила.

– Не думаю, что это была единственная причина, – замечает Вальдур. – Иначе он оставил бы его здесь, в Бразании, и не привел бы к тебе во Двор Пламени. Нам пришлось тогда долго с ним разговаривать, прежде чем он, наконец, решился поехать. Я никогда не встречал парня, который так цеплялся бы за клятвы, честь и гордость, как Леандр.

Было бы лучше, если бы он никогда не прекращал. Если бы он все еще был верным рыцарем. Тогда бы он не был так тяжело ранен.

Я виновата, что он отвернулся от всего, что когда-то имело для него значение.

– Но я рад, что он уже не такой яростный и жесткий, как раньше, – признается Вальдур. – Он стал… чужим для всех нас. За последние несколько месяцев мы вернули нашего минхера. – Он сжимает мою руку. – И за это чудо мы обязаны тебе.

В горле встает ком. Я хочу возразить, но когда открываю рот, из него выходит только рыдание.

* * *

Когда мы заходим в хижину Греты, мой взгляд сразу устремляется к кровати, на которой лежит Леандр. Я тут же оставляю Вальдура и спешу к нему. Я падаю на колени около кровати и хватаю его за руку, кажущуюся мне необычайно холодной.

Вальдур пододвигает мне стул и ждет, пока я сяду на него.

– Пойду посмотрю, не нужен ли я где-нибудь еще. Если в его состоянии что-то изменится, отправь Фулька к Грете, хорошо?

Я слабо киваю, не отрывая взгляда от лица Леандра. Вальдур тихо закрывает за собой дверь. Остается только Фульк, но он не говорит ни слова.

Кто-то, наверняка Грета, смыл кровь с лица Леандра и надел на него свежую рубашку. Я почти могла бы поверить, что он просто спит, если бы не темная дыра на месте его левой глазницы, которую теперь прикрывает выпуклый рубец.

Я не сдерживаю слез. Горячие, почти жгучие, они прокладывают дорожки по моим щекам. Падают крупные снежинки, как всегда, когда я плачу. Я поспешила закрыть его рану, но…

Не могу вернуть ему его глаз.

Я всхлипываю, осознав – теперь по-настоящему осознав, – что его левый глаз потерян навсегда. Я больше никогда не смогу заглянуть в его глаза, мучаясь вопросом, какого цвета его радужки. Карего? Золотого? А может, зеленого? У него остался только правый глаз.

Я молюсь Богине, чтобы она оказала мне величайшую милость и позволила Леандру открыть этот глаз снова.

Глава 41

Вальдур

Дни после нападения проходят в суматохе. Король Огня мертв – от моей руки, – а бывшие правители Фриски арестованы. Капитан охраны Гилот вернулся, чтобы доложить бабушке Давины, что все было сделано согласно ее желанию.

После того, как Давина и ее бабушка покинули поле битвы, раскололся лед, сковывавший многих солдат. Произошло несколько мелких стычек, пока до всех не дошло, что Война Трех Королев окончена. Солдаты Огненного королевства были предусмотрительно заключены под стражу, пока мы не выясним, как обстоят дела с их верностью королю. Люди из Фриски сразу же присоединились к Гилоту, стоящему за Проклятую королеву.

– Вы думали об этом? – спрашиваю я, прогуливаясь по деревенской площади, где король Райнальд и его супруга над чем-то размышляют.

Райнальд хмурится.

– Я больше не желаю быть королем. Я говорил это с самого начала.

Я киваю.

– Тогда займите трон временно, пока… не найдется подходящий кандидат, желающий принять корону. Я беспокоюсь, что в Браннвине может подняться восстание.

С тех пор, как распространилась весть о смерти короля, до нас ежедневно доходили новости из окрестных деревень и в особенности из столицы. Все три королевства стояли на перепутье и были лишены прямого руководства.

Фриска тоже.

– Я подумаю об этом, – отвечает Райнальд. На этом он заканчивает разговор.

Я отправляюсь искать юную фрискийскую королеву. Хотя «искать» – не то слово, поскольку я точно знаю, где она находится. Она ни на секунду не отходит от Леандра. Уже несколько дней ничего не ела и, боюсь, не спала.

Я стучусь в хижину Греты. Мне открывает Фульк. Он тоже выглядит уставшим и изможденным, но, когда мой взгляд падает на Давину, я замираю. Ее глаза потускнели, их обрамляют темно-синие круги. Обычно переливающиеся белые волосы свисают хаотичными прядями. В хижине кисло пахнет рвотой.

Ее внешний вид напоминает мне себя самого. Должно быть, я так же выглядел после смерти Юринны. Но Леандр не умер.

– Так дело не пойдет, – набрасываюсь я на Фулька. – Она не должна так себя вести, пока он еще дышит. Ей нужно что-нибудь поесть и поспать. И ванну принять было бы неплохо.

Мальчик слабо пожимает плечами.

– Я уже это ей несколько дней говорю. Если бы я ничего не знал, то решил бы, что она оглохла. Она ни на кого не обращает внимания.

Я оставляю их, бреду обратно на деревенскую площадь и с облегчением обнаруживаю там Кларис.

– Ты была горничной Давины, не так ли? – она кивает. – Не могла бы ты позаботиться о ней еще раз? Ей нужно… Да, в сущности, ей нужно все.

– Конечно, – отвечает она. – Я уже несколько раз пыталась уговорить ее поесть, но… она смотрела сквозь меня.

– Она на всех так смотрит. И это нужно прекратить.

* * *

Совместными усилиями мы выводим Давину из хижины.

Я хотел бы сказать, что она последовала за нами добровольно. Но реальность такова, что нам приходится ее заставить. Я хватаю ее за руки, Фульк берет на себя ноги, и мы выносим ее наружу, пока Кларис занимается свежей одеждой и приведением хижины в порядок.

Давина щурится от солнечного света и закрывает лицо руками.

– Ее все еще рвет? – ворчит Грета, подходя к нам.

Кларис, опорожнив ведро с рвотой, кивает.

– Но, похоже, только желчью.

Грета фыркает.

– Неудивительно, если она ничего не ест.

– Я не голодна, – шепчет Давина так тихо, что даже я, стоя за ней, едва могу ее понять.

– Но ты все-таки обязана поесть, – настаивает