Давина слабо, но упрямо качает головой.

– Могу я… вернуться сейчас?

– Конечно же, нет, – рычу я. – Ты вымоешься и что-нибудь съешь. Лишь тогда – и только тогда – я отпущу тебя к нему. А я тем временем посижу с Леандром.

Она поворачивается ко мне и пронзает свирепым взглядом. Я пытаюсь не замечать ее гнев, глядя, как Грета и Кларис ведут Давину через деревню.

Фульк остается и наконец позволяет себе облокотиться о стену хижины и сползти по ней на землю, словно его юное тело покидают все силы.

– Спасибо, – произносит он, не глядя на меня. – Не знаю, сколько еще я смог бы выносить ее взгляд. Она совершенно не в себе.

– Она хоть немного спала? – интересуюсь я.

Фульк мотает головой.

– Иногда она немного дремала. Но всегда, когда она засыпала, ей становилось плохо, и ее рвало.

– Я пойду к Леандру. Ты добудешь себе поесть что-нибудь приличное и ляжешь в нормальную кровать. Если что-то изменится, я тебя найду.

– Но…

Резким жестом я заставляю его замолчать.

– Нам достаточно беспокойства за Давину. Беспокоиться еще и о тебе я не хочу.

Он кивает. На его лице отражается облегчение, когда он с трудом поднимается на ноги и, шатаясь, идет через деревню в поисках теплой еды и мягкой постели.

* * *

Как и обещал, я сижу с Леандром. Несмотря на широко распахнутое окно, в доме ужасно воняет блевотиной.

Впервые с момента его ранения я рассматриваю его. Дыра в глазнице и выпуклый рубец, доходящий почти до переносицы, выглядят устрашающе. Но больше всего беспокоит, что он до сих пор не пришел в себя.

Я слышал о людях, которые ударялись головой, и никогда больше не просыпались. Они хоть и жили, но чахли внутри – запертые в ловушке спящего тела.

– Ты должен проснуться, слышишь? Давина тебя ждет. И мы тоже ждем, когда ты придешь в себя.

Я говорю с ним, рассказываю о повседневных вещах, происходящих в деревне. Кто с кем поссорился, кто в кого влюбился, чьи коровы дают больше всего молока.

Рассказываю ему о войне против Эсмонда.

– Я отомстил за нее, – говорю я. – Юринна. Знаю, что уже слишком поздно, но в этот раз… я был там и смог отомстить за нее. Видела ли она это, где бы она ни была? – Я потираю грудь, умеряя тупую боль внутри. – Во всяком случае, мне бы этого хотелось. И я желаю мира ей и всей твоей семье. Им пришлось так долго за тобой приглядывать, потому что ты боролся с чем-то ненастоящим. Они следили, чтобы ты каждый раз возвращался к нам. И они послали нам Давину, я уверен в этом. Теперь… они заслужили какого-никакого мира, не находишь? – Я кладу руку ему на плечо. – Тебе я тоже желаю мира и всего счастья, старый друг. Ты… вы оба так доблестно за него сражались. Вы принесли много жертв. Вы месяцами отрицали свои чувства и жили в страхе. Теперь с этим покончено. Но для этого ты должен проснуться, слышишь?

Я молю всех богов о чуде, но Леандр остается неподвижным. Здоровый глаз закрыт, на месте другого – темная дыра, он лежит в постели, не шевеля ни единой мышцей.

– Мы ждем тебя, – говорю я. – Возвращайся, когда будешь готов. Мы все будем здесь.

Глава 42

Давина

Я безвольно позволяю Кларис помочь мне, сидя в чане, полном воды, в доме Ани. Вокруг меня снуют Аня и маленькая Улара. Мне бы хотелось, чтобы они все оставили меня в покое. Я хочу обратно к Леандру, хочу держать его за руку и ждать, когда он придет в себя.

Он должен прийти в себя.

Я вздрагиваю, когда Кларис выливает мне на голову ведро тепловатой воды, а затем начинает намыливать мне волосы.

Она прищелкивает языком, распутывая колтуны.

– Это придется мыть больше одного раза. Что подумает Леандр, когда проснется, а ты будешь выглядеть как пугало?

Грета одобрительно хмыкает.

– Возможно, он вообще не узнал бы тебя в нынешнем виде и продолжил притворяться спящим из-за того, что у его постели сидит призрак.

Я хмурюсь, но не спорю. Я уже несколько дней не смотрелась в зеркало, так что могу лишь догадываться, насколько все на самом деле плохо. От Фулька я требовала прогонять всех, кто хотел меня увидеть. Мне не нужна была их жалость; мне и так было достаточно плохо.

– Вот! – Улара протягивает мне тарелку с бульоном.

Я отворачиваюсь. Хотя бульон выглядит заманчиво, одна только мысль о еде заставляет желудок выворачиваться. Каждый раз, когда Фульк что-то приносил, меня рвало. А когда засыпала, то просыпалась в холодном поту. Поэтому старалась не спать. Мое горло болит несколько дней и горит огнем. Мне больно даже пить воду.

– Ты должна что-нибудь съесть, – решительно говорит Грета.

– Я не могу, – хрипло отзываюсь я.

– Не заставляй меня вливать в тебя бульон насильно, – злобно произносит целительница. – Ты знаешь, что я это сделаю, но нам обеим будет приятней, если ты сама возьмешь ложку и поешь.

Я хмурюсь.

– Меня все равно вырвет. Я ничего в себе удержать не могу.

Грета, ворча, кивает.

– Так бывает в первые месяцы. Это один из самых неприятных сопутствующих эффектов, но он пройдет, поверь мне. А теперь ешь!

Я медленно поворачиваю голову к ней. Сердце пропускает удар, когда в моей голове формируется мысль. Мысль, настолько непостижимая и сбивающая с толку, что не может быть правдой.

– Сопутствующий… эффект? – переспрашиваю я.

– Тебе надо лучше следить за собой, – говорит Грета на удивление нежно. – В конце концов, ты несешь ответственность еще за кое-кого.

Мои руки соскальзывают в воду и ложатся на живот.

– Но этого… Этого не может быть…

– Прошло несколько недель с тех пор, как ты посылала ко мне Фулька за новым зельем, – бурчит Грета. – Недель, в течение которых тебе причинили много горя. – Она указывает на мой живот с улыбкой. – В тебе растет боец, который будет таким же сильным, как и его родители. Но пока он зависит от тебя.

– Откуда?..

Грета вздыхает.

– Девочка, я принимаю роды уже добрых пятьдесят лет. Я узнаю беременную, когда вижу ее.

Сердце колотится где-то в шее, когда я медленно поворачиваюсь к сияющей от радости Уларе и беру у нее тарелку, которую она протягивает мне. Я судорожно подавляю рвотные позывы и глоток за глотком прихлебываю бульон.

* * *

Я едва замечаю, как Кларис и Аня вытирают меня, помогают надеть чистую просторную одежду и расчесывают волосы. Я пытаюсь осознать, что мне сказала Грета.

Ребенок. У нас с Леандром будет ребенок.

Моя рука снова и снова неосознанно скользит к животу, словно уже можно ощутить изменения. Прежде я ничего не замечала в себе, за исключением тошноты. За время в темнице, поход через Земное королевство и дни, проведенные в Йорденорте, я не следила за регулами. Я была слишком занята тем, чтобы выжить.

– Это замечательная новость, – улыбаясь, говорит Аня, когда я снова кладу руку на живот. – Я рада за вас. – Она наклоняет голову, вопросительно меня оглядывая. – Ты не рада?

Я сглатываю, понятия не имея, что следует ответить.

Аня переводит взгляд на Грету, прося помощи.

– Она измучена, – ворчит целительница. – Пусть поспит одну-две ночи. И, прежде всего, Леандр должен очнуться.

Аня кивает, удовлетворенная объяснением, почему я не разразилась ликующими криками.

Но правда в том, что даже после одной-двух ночей сна я не буду знать, что думать. Моя главная забота – это Леандр. Без него… я не справлюсь.

* * *

После того, как все трое решают, что я выгляжу достаточно прилично, мне позволяют вернуться к Леандру. Однако Грета заявляет, что хочет видеть меня на деревенской площади во время каждого приема пищи. В противном случае она лично придет ко мне и заставит наверстать пропущенную трапезу.

Я киваю и выскальзываю из хижины Ани. Радуясь, что смогла сбежать от них, я глубоко вздыхаю. Чистый воздух приятно щекочет мне легкие, а яркий свет слегка режет глаза. Последние несколько дней я провела в душной