Гипнос замер. Его неподвижность и была ответом, которого ждал Энрике. С усталой ясностью он увидел все, чего не хотел замечать прежде. Он пытался заполучить то, что Гипнос и не собирался ему предлагать. Гипнос выглядел счастливым, только когда оказывался в компании, а не наедине с ним. Он с самого начала сказал Энрике, что их отношения никогда не станут серьезными, и все же он хотел большего. Ему вдруг показалось, что комната стала намного больше, а он сам уменьшился до размеров муравья.

Рот Гипноса искривился от чувства вины.

– О, mon cher, это не односторонняя привязанность, просто…

– …Этого недостаточно, – закончил Энрике, глядя на свои ботинки.

Гипнос придвинулся ближе. Энрике смутно почувствовал, как теплые пальцы коснулись его подбородка.

– Я правда очарован тобой, мой историк, – сказал Гипнос. – Ты и я… мы понимаем прошлое друг друга.

Но общее прошлое не гарантирует счастливое будущее. Кажется, Гипнос тоже это знал.

– Думаю, что со временем я мог бы тебя полюбить, – сказал Гипнос.

Энрике поднял руку и медленно убрал ладонь Гипноса со своего лица, коснувшись его костяшек губами.

– Возможно, мы оба заслуживаем кого-то, кого не так трудно любить, – сказал Энрике.

– Энрике…

– Со мной все будет в порядке, – сказал Энрике. – Ты мне ничего не обещал. Иди.

Гипнос открыл рот, как будто хотел сказать что-то еще, но в конце концов предпочел промолчать. Он посмотрел на Энрике, сдержанно кивнул и вышел из библиотеки.

Энрике уставился на дверь, чувствуя себя опустошенным, словно у него внутри поселился холодный зимний ветер. Он сделал неуверенный глубокий вдох. В библиотеке пахло бумагой, чернилами и… возможностями. Энрике решил сосредоточиться именно на этом. Ему хотелось найти успокоение в работе, а судя по количеству сокровищ, работы было много. Только отвернувшись от двери, он понял, что все это время был не один. Зофья стояла позади, вертя в пальцах зажженную спичку и глядя на стол, заваленный сокровищами. Она осталась, и он не знал, как к этому относиться. Девушка посмотрела на него: ее голубые глаза сияли яростной решимостью.

– Так тебе нужна помощь? – спросила она.

БИБЛИОТЕКА вдруг обрела новое значение. Кариатиды муз сложили руки на груди, и в глаза сразу бросались их сияющие символы, высеченные в камне. Энрике увидел лиру Каллиопы – главной из муз и покровительницы эпической поэзии; корнет Клио – музы истории; авлос Эвтерпы – музы музыки; китару Эрато – музы любовной поэзии; трагическую маску Мельпомены – музы трагедии; вуаль Полигимнии – музы гимнов; лиру Терпсихоры – музы танца; пастуший посох Талии – музы комедии и компас Урании – музы астрономии. От одного взгляда на них у него по спине бежали мурашки. Когда-то их почитали как богинь вдохновения, но на что они вдохновляли в этом мрачном месте? На убийства? И почему все их предметы были разбиты?

– Что мы ищем? – спросила Зофья, подходя к одному из столов с сокровищами. – Где еще может быть книга?

Она протянула руку и коснулась изящной короны Медузы – Сотворенного предмета из Древней Греции, способного превращать маленькие предметы в камень. Одна из маленьких каменных змей отпрянула от ее прикосновения, и ее тело сжалось в комок… получившаяся фигура показалась Энрике очень знакомой. Как восьмерка. Это было похоже на то, что он видел всего несколько минут назад. Он подошел к ближайшей музе, изучая знак, который он нашел выгравированным на каждой из их ладоней несколько дней назад:

Он поднес свою записную книжку к символу и затем… перевернул ее набок, чтобы она стала похожа на форму, которую только что приняла Сотворенная змейка.

Его сердце забилось быстрее. В таком виде это была вовсе не перевернутая тройка, а строчная форма последней буквы греческого алфавита – омега. Альфа и омега. Все, что ему нужно было сделать, это вытянуть и изогнуть линии таким образом, чтобы они стали похожи на лемнискату – математическое представление бесконечности. Предположительно, форма лемнискаты, похожей на восьмерку, произошла от строчной формы омеги, что в переводе с греческого означает только одно:

– Первый и последний, начало и конец, – прошептал Энрике.

Настоящая сила Бога. Сила, которую можно было заполучить с помощью Божественной Лирики. И он знал, что уже видел его раньше.

– Зофья, можешь принести мне книгу? – попросил он.

Зофья взяла том со стола и принесла ему. На ее поверхности было вырезано то же самое изображение… скрытая лемниската.

– Видишь это? – спросил он.

– Символ первого трансфинитного порядкового числа, – сказала Зофья. Энрике понятия не имел, что это значит.

– Возможно, но еще…

– Омега в нижнем регистре.

– Да, именно так! – взволнованно сказал Энрике.

– Первое и последнее, начало и конец, – продекламировала Зофья.

– То же самое ты сказал в прошлом году, когда впервые заметил этот символ. Ты сказал: «Другими словами, сила Божья». Да?

Энрике моргнул, и она пожала плечами.

– Что? Я всегда тебя слушаю.

Энрике молча смотрел на нее. Она слушала. В этой короткой фразе была странная и незнакомая теплота. Зофья открыла книгу, прижав бледную руку к углублению, где должны были находиться страницы Божественной Лирики.

– Это скорее коробка, а не книга, – сказала она.

Энрике изучил углубление, проведя пальцем по внутренней стороне корешка. Он надеялся найти нити или какой-то другой признак того, что страницы когда-то были связаны вместе, но поверхность оказалось совершенно гладкой.

– Если она всегда была полой и в ней что-то было… что, если этот символ каким-то образом связывает все это вместе? – спросил он, указывая на лемнискату.

– Как книга внутри книги? – спросила Зофья.

– Это единственное, что имеет смысл, – сказал Энрике.

Что бы они ни искали – на нем должен быть изображен тот же символ. Они вместе повернулись к столам, заваленным сокровищами.

Теперь им оставалось только начать поиски.

Два часа до полуночи…

Зофья не знала, сколько времени они с Энрике провели за работой. Но ей не нужно было считать часы, чтобы услышать, как звуки снаружи библиотеки стали громче: все суетились в ожидании Полночного Аукциона. Мысль о том, что Спящий Чертог заполонили толпы незнакомых людей, заставила ее содрогнуться. Зофье ужасно не понравилось стоять снаружи и приветствовать членов Вавилонского Ордена. Ей не нравилось, когда все прижимались друг к другу, и ей не нравилось, что с ее ростом она всегда оказывалась на голову ниже всех окружающих.