Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но фантомов против нас не присылали. Как, впрочем, и никого вообще. Единственное столкновение с парой Измененных – кинетиком и фризером – выглядело, скорее, случайным. Справились мы с ними достаточно легко благодаря глушителю. Подавив способности Измененных, он сделал их беззащитными против наших сверхбыстрого и пьющего жизнь. И такой легкий путь странным образом нервировал меня. Складывалось ощущение, что мы добровольно идем в ловушку. А тот вариант, что нас могли счесть погибшими там, в общей бойне на ратушной площади, был слишком хорош, чтобы оказаться правдой. Этот город жестко излечивал от оптимизма – слишком часто в нем все шло по худшему из возможных сценариев, чтобы легко поверить в лучший…
А потом мы потеряли сразу двоих «лояльных», попав в засаду. Против нас выслали ударную группу, состоявшую чуть ли не из десятка боевых Измененных. Заблокировать всех наш глушитель не сумел. Он и пьющий жизнь погибли в первые же минуты боя. Сверхбыстрому удалось убить двоих, получив при этом ожог и касательное ранение. Еще одного Измененного пристрелили мы с отцом, уже отступая в боковой коридор. Только благодаря карте подземелий в его смартфоне и тому, что он в них сам превосходно ориентировался, нам и удалось оторваться от преследования. С численными потерями, потрепанным, но живым.
– Далеко до первого пульта? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой не звучал слишком нервно.
– Еще три поворота.
Для меня это было равноценно тысяче километров. Когда за каждым поворотом ожидаешь увидеть разверзшиеся врата в ад, так оно и есть. Вообще то частичное изменение, через которое я прошел, оказало на меня странное воздействие. Помимо явного эффекта – голоса, которому нельзя не подчиниться, стойкости к ужасной болезни, поразившей город, – были еще и побочные явления, которые вряд ли можно назвать положительными. Эмоций стало меньше, но каких? Чуткость, сострадание, человеколюбие – все это во мне осталось в урезанном варианте. Стало больше цинизма, прагматичности, способности почти без колебаний пожертвовать другими ради некоей «высшей цели». А кто определил, что она высшая? Я бросил на убой многие десятки человек ради… чего? Была ли мне и впрямь небезразлична судьба этого несчастного города, его жителей, или я думал лишь о том, как самому выбраться из пространственной ловушки, в которой оказался, и вытащить из нее свою девушку? Да, я могу теперь называть Кейт именно так, но это, пожалуй, единственный плюс во всем этом непрекращающемся кошмаре.
Складывалось впечатление, что из положительных во мне остались лишь самые сильные чувства – к Кейт и, в определенной степени, к отцу. Остальное отфильтровывалось моей новой сущностью как нечто незначительное, не стоящее переживаний. Хотя как знать, может, это что-то вроде защитного механизма: переживай я за все, как раньше, возможно, к этому моменту уже сошел бы с ума. Вот только этот защитный фильтр как-то не очень действовал на отрицательные эмоции. Ненависть, страх, злоба – все это присутствовало во мне в полном объеме. Я не шел по этим подземным коридорам, а практически плыл по реке ненависти и страха. Ненависти к тем, кто устроил этот ад в Лесногорске, и страха перед ними же. О, если б моя ненависть могла убивать и разрушать! Если бы эта способность досталась мне вместо умения подчинять людей голосом, от Логова отца, которым я раньше так восторгался, вместе со всей той нелюдью, что в нем засела, не осталось бы даже пыли. Я слился с моими страхом и ненавистью, вошел с ними в симбиоз, и отделить меня от них сейчас – значило бы резать по живому. Меня трясло от страха и одновременно от желания убивать. Никогда бы не подумал, что я, всегда такой веселый, жизнерадостный и оптимистичный, превращусь вот в такое… Пожалуй, только образ Кейт, периодически встающий перед глазами как главный мотиватор, и не позволял мне окончательно съехать с катушек.
Мы шли, освещая себе путь фонарями, и луч моего как-то даже неприлично дрожал. Но так получилось, что именно мой луч в момент, когда отец сказал «Вот. За этим углом!», уперся в здоровенную уродливую тень, высветив чешуйчато-бородавчатую кожу, загнутые когти на руках-лапах и акульи зубы во рту-пасти.
– Вхииик! – прохрипела эта тень.
* * *
В первые секунды меня парализовало ужасом. И если бы не реакция нашего сверхбыстрого спутника, они же стали бы для меня и последними. «Лояльный» сшиб меня с ног, а остроконечное щупальце чудовищной твари пронзило воздух в том месте, где я только что стоял.
– Умхрезшь!
Отец выстрелил в монстра и даже, кажется, попал, но толку от этого попадания не было совершенно. Если бы я не откатился в сторону, щупальце чудовища уже в следующий миг пригвоздило бы меня к полу. Сверхбыстрый вошел в боевой режим и метнулся вперед. Дальнейшее превратилось в стремительное мелькание его тени и взмахи лап и щупалец монстра. Он способен был убить «лояльного» одним ударом, но у того хватало скорости и реакции под него не попадать. На теле мутанта словно сами собой появлялись резаные раны, только он обращал на них внимания не больше, чем на отцовскую пулю. Более того – в свете фонаря я с изумлением видел, как эти раны затягиваются буквально на глазах. У монстра была поистине сумасшедшая регенерация. А тот факт, что он меня откуда-то знал, сводил с ума. И еще я понимал, что, несмотря на всю скорость «лояльного», ему не победить. Ресурсы его организма конечны, и скоро настанет такой момент, когда он замедлится настолько, что могучий противник его достанет. Последний «лояльный» умрет за нас, и с этого момента защищать свои жизни нам придется самим. Но этот шанс надо использовать.
Я схватил отца за руку:
– Уходим! К другому пульту! Тут не прорваться!
Он кивнул как-то заторможенно. В его глазах я прочел растерянность и смятение, столь несвойственные Петру Подгурскому, основателю и бессменному главе строительной империи, всегда харизматичному и уверенному в себе лидеру. Лесногорский ад сломил даже его.
– Давай же, папа!
Я тянул его за руку, и он наконец двинулся за мной. Слишком медленно! Увидев, что добыча уходит, монстр яростно взревел, и его щупальце метнулось к нам. Вернее, ко мне. Но отец в последний момент заслонил меня собой, и живое гибкое копье застряло в его груди. Умирающее тело упало в мои объятия, заливая меня кровью. Шок. Боль. Отчаяние.
– Папа…
– Смарт… – прохрипел он сквозь кровавую пену, выступившую на губах. – Там карта…
Я кивнул и почти вслепую, не видя ничего из-за слез, наполнивших глаза, вытащил смартфон из его кармана. Яростно вытер слезы, размазав по лицу кровь отца, и поднял голову на новый рев мутанта – оказывается, «лояльный» отчаянным усилием смог отсечь одно из щупалец, но в тот же миг его тело проявилось в воздухе, зажатое в лапах монстра. Чудовище с размаху ударило человека спиной о свое колено. Раздался отвратительный хруст, а затем тело «лояльного» изломанной куклой отлетело в сторону.
Бежать, бежать! За спиной раздались выстрелы. Похоже, отец на последних ресурсах умирающего организма пытался задержать мутанта.
– Вхииик!! – летело мне вслед яростно.