день нашей росписи в загсе он сказал, что влюблен в меня. Я пропустила это мимо ушей и ничего не ответила. Не придала значения его признанию. А сейчас понимаю: действительно влюблен. Не говорит больше об этом вслух, но я все равно вижу. Чувства Игоря проявляются в мелочах: цветы просто так без повода, подарки из командировок на научные конференции, помощь по дому и с ребенком.

А с ребенком помощь еще как нужна! Владик растет гипер-активным, везде лезет, все на себя тянет. Один раз я отвернулась, а сын потянул за провод горячий утюг с гладильной доски. Я испугалась больше, чем Влад. Рыдала вместе с ребенком, пока везла его на такси в больницу. К счастью, ожоги оказались не сильными и быстро прошли.

А потом начинается новое испытание для меня: кризис трех лет. Я даже не знала, что существует такое понятие, у моей сестры ничего подобного не было. Но Влад вдруг начинает вести себя просто безобразно: отказывается есть, спать, закатывает истерики в людных местах, валится на землю и топает ногами.

Однажды он сделал это в супермаркете. Я сказала, что не куплю киндер, потому что до этого он их ел по несколько штук в день, и на коже высыпал диатез. После моего отказа Влад упал на пол прямо на кассе и начал орать во все горло, топая ногами. Весь магазин сбежался посмотреть на это зрелище, а мне пришлось бросить корзинку с продуктами и, виновато извиняясь перед продавцами, с позором выбежать на улицу.

— В садик надо было вовремя отдавать, — недовольно ворчит свекровь, придя к нам в гости.

Вздыхаю. Тут моя вина. Я как-то не учла момент того, что для записи в садик нужно вставать в очередь на госуслугах. А очередь может подходить год или даже больше. Вот просто выскочило это из головы. В итоге мы встали в очередь несколько месяцев назад, но неизвестно, когда она до нас дойдёт.

В это же время происходит второй переломный момент в наших с Игорем отношениях: от инсульта умирает его отец, а у моего обнаруживают рак. Наверное, два этих горя нас окончательно и сплотили.

Глядя на то, как Игорь переживает смерть отца, я начинаю корить себя за то, что почти три года избегала общения со своим. Так, лишь отвечала на его сообщения и на его звонки, встречалась, когда он на этом настаивал, но сама никогда не писала и не звонила, никогда не спрашивала, как дела.

Я оставляю Влада со свекровью, а сама еду в онкологический центр, в котором лежит папа.

— Привет, пап, — тихо говорю, проходя в палату. Отец проходит курс химиотерапии, поэтому на голове и бровях нет волос.

— Привет, Сонечка, — слабо отвечает.

Палата очень маленькая, чуть ли не как каморка. Только его койка помещается, небольшой стол и стул, на котором сейчас сидит заплаканная и растерянная мама.

— Привет, — говорю и ей. Приглядываюсь и не узнаю: постарела, лицо усыпали морщины.

Маму я видела полгода назад на похоронах бабушки по отцу. А до этого последний раз, когда знакомила своих родителей с родителями Игоря. Если с папой и Настей я изредка встречалась, то с матерью не хотела.

— Сонечка, — мама, всхлипывая, поднимается со стула и заключает меня в объятия. — Доченька.

Столбенею, не зная, как реагировать. Но когда ее слезы промокают мою блузку, осторожно обнимаю в ответ. И в этот момент сама не выдерживаю и начинаю рыдать навзрыд.

Я вдруг чувствую себя такой виноватой перед папой. Обижалась на него, общалась через силу. А сейчас, когда отец напоминает лишь тень самого себя, когда умирает на глазах, я понимаю, что была очень жестока и несправедлива к нему.

Я прихожу к папе каждый божий день и беру с собой Влада. На самом деле ребенку очень скучно в больнице, мне было бы удобнее оставлять его со свекровью, но папа просит, чтобы я приводила к нему внука. Он расцветает, когда общается с Владиком.

И мама тоже, кажется, рада моему сыну. Берет его на руки, целует. Это такое неожиданное зрелище для меня. Мне все хочется забрать из ее рук ребенка и сказать, чтобы не прикасалась. Но сдерживаю себя. Хотя бы при папе не хочу говорить о былых обидах.

Но больше всего я люблю дни, когда прихожу к папе одна. Сажусь возле его койки, и мы о чем-нибудь разговариваем. Вспоминаем детство: как папа учил меня кататься на велосипеде и плавать, как мы строили домик на дереве на даче, как ездили на рыбалку. Мне едва удается сдерживать слезы в такие моменты. Столько всего хорошего было и забылось.

— Соня, — в один из дней папа сжимает мою ладонь. — В бабушкиной квартире закончили ремонт. Я хочу, чтобы ты взяла ее себе.

Мой первый порыв — вырвать руку и немедленно прекратить разговор.

— Послушай, дочка, — не дает мне это сделать. — Я себе места на том свете не найду, если ты будешь без своего жилья.

— Пап, ну что ты такое говоришь! Ты поправишься! Врач говорит…

— Ничего хорошего этот врач не говорит, — перебивает меня. — Я не покупал эту квартиру, она бабушкина. Я только сделал ремонт. Моей зарплаты вполне достаточно, чтобы сделать ремонт в квартире.

Щеки тут же обжигает краской. Мне становится стыдно за то, что обвиняла отца во взятках, поэтому я прячу взгляд в пол. Сейчас эти взятки кажутся сущей ерундой.

— Да не надо, пап, мне есть, где жить. У нас с Игорем все хорошо.

— Я хочу, чтобы у тебя и у Владика была своя квартира. На всякий случай. Не пригодится — и хорошо. Значит, пускай стоит закрытая, или сдавай ее. Владик вырастет, захочет жить один, вот и будет ему квартира.

Во мне еще сильно желание поспорить с отцом. Я бросаю короткий взгляд на его лицо, и слова моментально застревают в горле. У папы такой вид, будто от того, приму я квартиру или нет, зависит его дальнейшая жизнь. И у меня язык не поворачивается отказаться.

— Хорошо, пап, — шепчу.

— Есть еще кое-что…

— Что?

— Я хочу тебя попросить, общаться с мамой. Я понимаю, что она сильно тебя обидела в прошлом, мы оба тебя обидели. Мы были не правы.

Вот сейчас даже сложнее, чем с квартирой. С мамой я общаюсь, когда мы находимся в одной палате у папы,