Генерал воодушевился, глаза его заблестели. Его голос зазвучал иначе, почти весело. Чувствовалось, что нарисованная им картина его вдохновляет.

— А когда Сырцов поймет, что он никто, когда ощутит, что его, такого важного Сырцова, почти что мэра, размажут как слякоть и не заметят, — вот тогда он не выдержит. Заплачет. Запоет. А мы его жалеть станем. Будем обещать, что отделается он условным наказанием. А может, и вообще ему ничего не будет. Статью, дескать, попробуем переквалифицировать. И он все расскажет. Все абсолютно. Чего не было, вспомнит. Всех сдаст.

— Но вы уже начали... работать в этом направлении? — робко спросил Гозданкер.

— Начал, — кивнул генерал. — Сегодня Решетова допрашивал. Слил кое-что, как бы ненароком. Подразнил. Разные темы обозначил. Неглупый, кстати, парень. Дерзкий. Посмотрю, как в камере себя будет вести.

— А вы и его хотите арестовывать? — с любопытством осведомился Гозданкер.

— А я их всех арестую, — ответил генерал без колебаний. — Всех до единого. До суда, может, всю толпу и не доведу. Это уже другая история. Но Храповицкого на зону отправлю.

Эти слова Лихачева были для Гозданкера музыкой. Он даже немного зажмурился от удовольствия.

— Тут еще один вопрос есть, — вкрадчиво начал Гозданкер. — В отношении вашего гонорара...

— Какого гонорара? — осведомился генерал надменно. Выражение его лица сразу снова стало неприступным.

Гозданкер слегка струхнул.

— Мне в Москве дали понять, что ваши труды... то есть расходы, — забормотал он. — Я имею в виду все, что с этим связано, — он окончательно запутался. — Короче, я же кое-что уже отдавал. Авансом, так сказать...

— Вы о чем говорите? — уставился на него генерал так, что Гозданкер заерзал.

— Я... об авансе, — пролепетал Гозданкер. — Я готов еще часть...

— Какую еще часть! — отрубил генерал. — Вы понимаете, чем я рискую? Вы полагаете, что Храповицкий ягненок беспомощный? Что он защищаться не будет?

— Я... конечно... да, — заторопился Гозданкер, пытаясь его успокоить.

— Завтра вы передадите моему человеку все, — велел генерал тоном, не терпящим возражений. — Все, что оговорено. И прошу вас больше со мной эту тему не поднимать.

— Хорошо, — с трудом выдавил из себя Гозданкер.

То, что Гозданкер упомянул про деньги как-то скользко, словно собирался экономить, генерала разозлило не на шутку. Он решил его попугать, чтобы придать больше весомости всему происходящему.

— И последнее, — прибавил генерал. — Учитывая характер нашего друга, господина Храповицкого, советую принять должные меры по охране вашей семьи.

— Семьи? — испуганно ахнул Гозданкер. — Вы что же, думаете...

— Я не думаю, я знаю, — прервал генерал. Лихачев уверенно бил в больное место. На самом деле он, конечно, ни секунды не верил, что Храповицкий начнет вырезать семью Гозданкера или похищать его жену. Зато Гозданкер поверил в это сразу и безоговорочно.

— Проще всего для него было бы, конечно, вас убрать, — продолжал генерал буднично.

Гозданкер даже подпрыгнул.

— Но сейчас, когда нужные документы уже у нас, в этом нет особого смысла, — немного отпустил генерал. — А семью поберегите. Лучше всего — отправьте куда-нибудь за границу. Надежней выйдет.

С минуту Гозданкер смотрел на него широко раскрытыми глазами и вдруг нервно хихикнул.

— Так вот вы почему с деньгами... простите... с гонораром... тянуть не хотите! — фамильярно подмигнул он. — Боитесь, значит, что меня того? Грохнут?

Но перевести все в шутку генерал ему не дал.

— И поэтому тоже, — ответил генерал сухо, по-деловому.

Улыбка сползла с лица Гозданкера.

Брать у Гозданкера деньги генерал отнюдь не считал зазорным. В его понимании, это не было ни взяткой, ни подкупом. Он твердо знал, что выполняет свой долг, причем в очень опасных условиях. Он шел один против всех и ощущал себя героем вроде Робин Гуда. И ему представлялось даже пикантным посадить одного негодяя на деньги другого.

Когда в пятницу в восемь утра я вошел в банкетную комнату VIP-зала в нашем аэропорту, Храповицкий уже сидел там и рассеянно таращился в телевизор. На нем вновь был строгий черный костюм без всяких излишеств и очки в золотой оправе. Вообще-то зрение у него было превосходное. Я уверен, что когда на охоте в темноте встречались два диких зверя: Храповицкий и другой, безоружный, то видели они друг друга с одинаковой отчетливостью. Но Храповицкий специально заказал очки с обычными стеклами для наиболее важных встреч. Он считал, что это придает ему серьезности.

— Волнуешься? — спросил я, пожимая ему руку.

— Конечно! — воскликнул он оживленно. — Еще как! В «Версаче» на Кузнецком мосту зимнюю коллекцию привезли, а мы туда не успеваем! Весь день расписан. Единственный выход — пока мы у Вихрова будем время терять, послать в магазин охрану с деньгами и забрать все, что там есть моего размера. А уж дома разбираться: подходит, не подходит.

Я заметил, что даже очки не скрывали полукружий под его глазами. Я был уверен, что он не спал ночь, а сейчас просто рисуется. Бравирует, не желая признаваться в своих переживаниях.

— А по поводу своего назначения ты, стало быть, спокоен?

— А тут-то чего волноваться? — поднял он брови. — Все, что можно и нельзя, мы уже сделали. С Вихровым встреча предстоит чисто техническая. Сам он ни рыба ни мясо. Умом не блещет. Так что от меня требуется только одно: не напугать его. То есть не производить никакого впечатления. Лишнего не говорить. «Да» и «нет» не отвечать. Черное с белым не брать. Короче, чем преснее я буду, тем лучше.

— Трудно тебе придется при твоем интеллекте, — съязвил я.

— Да, умище не спрячешь, — согласился Храповицкий. — Ты-то ведь, наверное, эту проблему только понаслышке знаешь.

— Вася рассказывал, — подтвердил я. И не удержавшись, добавил мимоходом: — Очки, кстати, поправь. Ты их задом наперед надел.

— Как задом наперед? — всполошился Храповицкий, срывая с себя очки и делая инстинктивное движение к висевшему на стене зеркалу.

Все-таки он был взвинчен до предела. В следующую секунду до него уже дошло, что его разыгрывают.

— Скотина! — выругался он. — Шутник чертов! Вот переведу твою охрану в сторожа, будут они вместо пистолетов двустволки носить! Пошляешься ты в такой компании по ресторанам.

Побушевав еще пару минут, он успокоился и снова напустил на себя небрежный вид.

— От старшего Вихрова придется к младшему мчаться. Выражать благодарность. Вот тут, конечно, засада. Веришь, мой организм решительно протестует, когда в него вливают по бутылке коньяка каждые полчаса. Тем более что потом нам предстоит отправиться в «Русскую нефть». И меньше всего мне хотелось бы появляться там пьяным в хлам. Хотя, возможно, твой друг Вася счел бы это состояние вполне уместным для первой встречи. Способствует созданию непринужденной атмосферы.