А кому, как не продавщицам? И вот она им рассказывает. И какой у них был роскошный дворец, и пляж отдельный, и обслуга — короче, все, о чем даже в журналах не пишут. Ну, девки, конечно, рты пооткрывали. Ах! Подумать только! Ну, и утерлись, само собой. Их-то никто не берет в такие поездки. Вы вот, кстати, человек строгих моральных правил, ничего себе не позволяете. Монах буквально. А жаль. Я бы вам адресочек магазина подкинул. Глядишь, и осчастливили бы кого-нибудь на досуге. Да. А некоторое время спустя приходит в тот же магазин другая подруга того же самого моего знакомого. Не помню, как зовут. Ну, допустим, Оля. Не Оля, конечно, но я для простоты буду ее Олей называть. Или, если хотите, Мариной. Хотите?

Судя по тому, как поморщился Храповицкий, он не хотел, чтобы генерал называл героиню своего рассказа Мариной. Генерал сделал вид, что не заметил этого.

— И начинает уже эта Оля, она же Марина, делиться своими наболевшими проблемами, — продолжал он. — Дескать, жизнь тяжелая. Вот не знаю, куда поехать отдыхать с любимым. И там была, и там была. Все надоело. Нет мне счастья. А девки-то знать не знают, кто у нее любимый. Понимают, что из крутых, а кто именно — им и невдомек. Видать, меньше они с этой Олей были знакомы, чем с другой. С товаркой ее, так сказать, по гарему. И они ей от всей души выкладывают. А вот была тут у нас подруга такого-то. Я имя, само собой, опять не называю, из деликатности. Так-то вот ее кличут, на такой-то машине ездит. Очень хвалила Сейшелы. Она оттуда только прилетела. Со своим, значит, сердечным другом. По фамилии такой-то. Оля эта мигом с лица спала. Шмотки на пол побросала, обозвала их по-нехорошему и убежала. Девки тут, конечно, спохватились, что лишнего сболтнули, да уж поздно было. И то правильно. Нельзя все подряд болтать! — Он наставительно поднял указательный палец. — Нельзя! Да. А уж скандал моему знакомому эта Оля, или опять же Марина, закатила знатный. Не дай Бог! Я, конечно, сам не присутствовал. Да и он со мною, честно сказать, не делился. Но я знаю.

— Откуда же вы знаете? — брезгливо спросил Храповицкий. — Прослушку, что ли, ставили?

— Зачем мне прослушка? — отмахнулся генерал. — Я и без прослушки обойдусь. Поверьте мне, знатный был скандальчик. Дым коромыслом стоял! — Он покрутил головой. — Забавно, да? Как вам анекдотец?

Храповицкий сидел, выпрямившись в кресле и презрительно выпятив нижнюю губу.

— Что ж тут смешного? — пожал я плечами. — Человеку только посочувствовать можно в таком положении.

— Вот ты и сочувствуй, — оборвал меня генерал. — А мы с Владимиром Леонидовичем лучше продавщицам посочувствуем. Мы с ним всегда за бедных и угнетенных. Правильно говорю, Владимир Леонидович? Дуры они, конечно, торгашки-то эти. Завистливые. Молодые еще. Жадные. Но только недельки через две, представьте, обе в больнице оказались. Такая вот вышла незадача. Одна с сотрясением мозга и переломанными ребрами. А другая вся в синяках и рука сломана. И зубы ей выбили. В подъезде их встретили. Сначала одну, потом вторую. Встретили и маленько ребра посчитали.

Воцарилось молчание. Я не решался взглянуть в сторону Храповицкого. Мне казалось, я слышу его дыхание.

— Вы хотите сказать, что к этой истории я тоже причастен? — скрипучим голосом произнес он.

— Нет-нет, что вы! — замахал рукой генерал. — Вы тут ни при чем! Я знаю, кто все устроил. Мне мои подчиненные докладывали, — пояснил он. — А им менты поведали. Ментов же в больницу сразу вызвали. Нападение как-никак. Заявление писать девки отказались. Видать, очень напуганы были. Но неофициально все выложили. С именами и фамилиями. И нападавших описали как сумели. А по своим каналам менты дознались, что устраивал этот мордобой продавщицам господин Плохов. Которого вы Плохишом зовете. Он сейчас чиновником заделался. Видать, мой знакомый попросил его о такой интимной услуге. Насчет продавщиц. А этот Плохиш, чтобы выслужиться перед ним, как вы справедливо говорите, свою братву и послал. А бандиты, они же хуже баб подвигами хвастаются. Кто-то из плохишовских и разболтал ментам. Уголовное дело, понятно, не заводили. Как заведешь, если нет заявления! Да и не докажешь ничего! — Он потер подбородок и вскользь спросил: — Да вы, может, слышали об этом происшествии?

— Не слышал, — отрезал Храповицкий. — И не верю ни одному вашему слову. Тем более что вы сами признаете, что доказать ничего невозможно.

— А вы не верьте, — разрешил генерал. — Считайте, что я придумываю. Я же фантазер известный. Работа у меня такая. Каждый день в мусоре копаюсь. Вот и рассказываю всякие гадости. Про отбросы общества. А вы человек возвышенный. Вы от этого далеко.

Краем глаза я увидел, как Храповицкий вытряхивает из пачки новую сигарету. Все это становилось непереносимо.

— Мы на посадку не опоздаем? — вмешался я.

— Да позовут нас, — успокоил меня генерал. — Куда денутся? Без Владимира Леонидовича не улетят. Без него и самолеты у нас не летают. А с ним — как за каменной стеной.

— Чаю хотя бы можно заказать? — взмолился я.

— В горле пересохло? — рассмеялся генерал. — Можно, конечно. Да меня-то что спрашивать? Я тут такой же пассажир, как и ты. Тут другой человек распоряжается.

Он почтительно повел глазами в сторону Храповицкого и нажал кнопку в стене.

Через минуту к нам вошла официантка в кокетливом переднике. Генерал и Храповицкий заказали кофе. Я, вопреки своему обыкновению, попросил чаю. У меня и так горечь во рту стояла. Генерал дождался, пока нам принесли поднос, и вновь заговорил.

— Ну, раз уж я так сегодня раздухарился, — снова начал он, — то слушайте третий анекдот. Теперь уже про меня. И все, заметьте себе, правда. От слова до слова. Дело было в начале восьмидесятых. Я еще в органах служил. В подполковниках ходил. Времена тогда были, прямо скажем, скучные. Советская власть. Эпоха застоя, как ее потом назвали. Очереди за колбасой. Талоны. Да вы, наверное, оба их застали. Помните? Народ ропщет. Мы, конечно, стоим на страже нашего образа жизни. Доносы собираем. Сами пишем рапорты. Я как есть говорю, Владимир Леонидович. Вы уж только меня не выдавайте. А то люди-то думают, что мы с утра до вечера шпионов ловили. Государственные тайны оберегали. Я бы, может, и ловил! Да где их взять-то в нашем Уральске? Ну, как назло ни одного шпиона. Хоть самому в шпионы иди и самого себя лови. Городишко закрытый. Иностранцев раз-два и обчелся. И завелся во мне червячок сомнений. И разъедает он меня изнутри. Сколько же, думаю, мы еще так жить будем? В очередях давиться? По кухням шептаться? В молодости-то я убежденный был, когда в органы шел. Верил в марксизм-ленинизм, в победу социализма во всем мире. В разведчики метил. А тут поездил по миру, посмотрел, как другие люди живут. Литературку разную почитал запрещенную, благо вся она через нас проходила. И засомневался. По службе слетал с русским народным хором за кордон. Администратором меня оформляли. А вся служба в том заключалась, чтобы за солистками присматривать. А то не ровен час сбегут да в проститутки подадутся. Позора потом не оберешься! Да, а еще я диссидентов выискивал. Здесь, конечно, не за рубежом. А какие уж больно у нас диссиденты? Так, студенты. Интеллигенция. Анекдоты травят про нашу любимую компартию. Я даже попивать стал с тоски. Правда-правда!