— Нет, но она из знающих, — прошептал Илья, — из слышащих.

— Круто! Обожаю таких. Ну чего ты стоишь? Дуй на кухню чайник ставь, — скомандовал я, — печенек мы не захватили. Сам понимаешь, я тут проездом.

Да, люди не меняются. Илья как был скромным тюфяком, так и остался. Я бы вот на его месте вообще бы дверь не открыл, или послал бы таких «друзей» на хер. А он ничего. Шмыгнул носом, осунулся и поперся на кухню. Сколько сейчас вообще времени? Я посмотрел на древние советские часы с кукушкой висевшие в коридоре. Четыре часа утра. Самое оно!

— Мы точно не помешаем? — спросила меня тихо Полина.

— Нет. Одну ночь точно можно тут провести, а дальше мы сами не выдержим. И я надеюсь, что ты не спишь с открытым ртом.

— А то что?

— Тут дофига тараканов. Когда я ночевал здесь в последний раз, один из них упал Илюхе в рот. Я видел это собственными глазами.

— Какой ужас. Он проснулся?

— Нет, самое забавное, что он просто закрыл рот и проглотил насекомое, — я улыбнулся.

— Фу.

Да, квартира ничуть не изменилась. Все те же обшарпанные обои, которые постоянно драл толстый кот Федька. Покойный уже, конечно. Его еще при мне собаки задрали. Возле шкафа стояли мечи из бамбука. Ага, Илья до сих продолжает надрачивать на самурайчиков. Небось, каждые выходные ходит в лес и там машет этими палками, представляя из себя одинокого ронина. На двери в зал — плакат с Мадонной. Кто-то уже подрисовал ей усы и закрасил один глаз белой краской. При мне плакатик был еще свеженьким. Это мать Ильи повесила. Сам бы он не не стал этого делать. Но ведь и снимать не стал! До чего же ленивый хрен. Рядом с плакатом Мадонны кто-то нарисовал ниндзю во весь рост. С касурикамой, ну это такая коса на цепочке. Художник явно перерисовал старый плакатик из журнала про восточные единоборства, но руки ему еще в детстве переломали, а в художественную школу он не ходил никогда в жизни. Уродливый ниндзя получился. Один глаз смотрит как ошалелый, а второй меньше в два раза и косит влево. Красота!

Да, мой приятель тот еще фанат восточной культуры, но что такое фэншуй он точно не знает.

В маленькой кухне царил настоящий ад. Я тоже не большой любитель чистоты и порядка, но посуду за собой мою периодически, а вот Илья…

В потемневшей эмалированной мойке гордо возвышалась целая вавилонская башня из тарелок и стаканов.

— Ты же вроде бабу завел, — заметил я, бесцеремонно садясь на один из стульев и доставая пачку сигарет.

— Не моет она, не до того ей, — Илья покачал головой.

— А чем она занимается?

— В игрушки играет. В «Ультиму».

— Работает?

— Нет. Не могу ее заставить.

— Понятно, а еще она небось жирная и весит как корова. И страшная как ядерная война? Я угадал? Ага по глазам вижу, что да.

— Саша! — воскликнула Полина.

— Ну а чего сразу Саша? — усмехнулся я, — просто я всегда Илюхе говорил, что если он не возьмется за свою жизнь по-настоящему, то будет прозябать в дерьме со страшной коровой. Это у меня видение было в свое время.

— Правда? — голос Ильи оживился, и я покачал головой.

— Конечно, — продолжил я его троллить, — прямо как сейчас помню. Когда мы с тобой на речку ездили. Ты там еще какие-то поля магнитные искал. Сижу и слышу голос — «Илья — друг твой. Бабу себе страшную найдет, с вот такой жопой!»

— Да иди ты, — Илья покраснел и поставил чайник. Затем он стал мыть чашки, потому что чистых больше не нашлось.

— И как зовут твое сокровище неподъемное?

— Кристина.

— Познакомились на каком-нибудь слете уфологов? — предположил я.

— Да. Я ездил в Воронеж.

— О, знакомое место. Это там тарелка садилась, и пришельцы с детьми в футбол играли, а потом одного украли? — вспомнил я.

— Типа того. Ты не веришь в эту историю?

— Ну мало ли что там детям привиделось и местным алконавтам. Помнишь, как Кузьма Рыжий перепил в лесу? Носился с топором по поляне и с Гамаюном общался. Правда, никто кроме него эту птицу не видел. Пришлось «скорую» вызывать.

— Было дело, — Илья скромно улыбнулся, — ты потом еще с Людвигом подрался и сломал ему палец на левой руке.

— Да он все равно ему не нужен был. Чем ты щас вообще занимаешься? Работаешь где?

— Да, продавцом устроился в один отдел. Продаю всякий компьютерный хлам. Комиссионка. Денег мало, но вроде бы хватает.

— А с уфологами все еще дружишь?

— Да, а как же. Постоянно общаемся. Интернет вот настроил недавно, модем купил. Теперь на форумах постоянно переписываемся. Очень удобно стало.

— Ну да.

Чай Илья заварил сам. Черный, цейлонский, отдельно подал два кружочка лимона и облепиховое варенье. Мамино. Я его хорошо помнил, хотя никогда не любил. Еще на столе появились несколько кусочков хлеба и пачка спреда «Рама». Та еще мерзость, конечно, соленоватая, но зато мажется легко.

— А ты чем занимаешься? И как зовут твою подругу? — спросил меня Илья, и я понял, что так и не познакомил их.

— Я — магией всякой, — честно ответил я, — а это Полина. Она тоже волшебница.

— Круто! А как конкретно магичите? Ну там деревенская, вуду или энергетические практики? — с пониманием спросил Илья.

— Через сны. Мы маги сновидений.

— Серьезно что ли? — Илья недоверчиво хмыкнул и посмотрел на Полину, — вот никогда во сны не верил. Это же все игра мозга. Весь день ты собираешь информацию, а ночью мозг ее обрабатывает и показывает тебе в виде мультиков.

— Ну мы тоже так думали, — улыбнулся я, — а оказывается, что можно ходить в сны к другим людям.

— Исключено. Сам подумай. Твой сон только твой. Как ты можешь из него выйти? Или попасть в чужой? Вы, наверное, Кастанеду перечитали, пейота поели. Я слышал, в Питере сейчас модно всякие грибы и кактусы жевать.

— Почему сейчас? — я сделал обиженное лицо, — Петербург всегда был столицей психоделиков. Ты только что оскорбил Северную Пальмиру!

— Да я не хотел, — Илья рассмеялся, но негромко. Видимо боялся разбудить свое сокровище.

— Но вообще странно от тебя слышать такое про сны, — заметил я, — думал, твое сознание более подвижное. Ты же вон за тарелками гоняешься. Всякие практики там вытворяешь. Рейки, цигун, с палками по полям носишься. Лозоходство, помню, тоже пробовал.

— Ну потому что это другое.

— Поясни, — попросил я и стал делать бутерброд для Полины.

— Сон — это иллюзия для сознания, — Илья тщательно подбирал слова.

— А бодрствование — это иллюзия для тела, — буркнул я, и уфолог поперхнулся чаем.

— Ты тоже считаешь, что этот мир виртуален? — заговорщическим шепотом спросил он.