– У вас в продаже имеется?

Ганс посмотрел на Юлиана, словно граф на прислугу, после чего, не скрывая нот сарказма, произнёс:

– Боюсь, у вас не хватило бы денег. Знаете, сколько таких кольтов было собрано?

– Это просто интерес, и ничего более.

– Был когда-то, но я его продал. Однако, я сильно сомневаюсь, что эта пуля была выпущена из этого образца. Во-первых, револьвер не функционирует, а во-вторых, в комплекте не было патронов.

Юлиан насторожился.

– Кому вы его продали?

– Вы желаете его перекупить? Сомневаюсь, честное слово, сомневаюсь.

– И всё же, я попробую, – сказал Юлиан.

Очевидно, Сорвенгер считал Юлиана странным гостем. Хозяин был похож на своего брата не только внешне – несмотря на кажущуюся простоту, он был преисполнен того же неуважения к людям.

Юлиан не мог этого переносить. Но ради общего дела – его и Уэствуда, он, собрав волю в кулак, принял решение перетерпеть.

Сорвенгер заглянул под прилавок и, вытащив оттуда тяжёлый кожаный дневник, неаккуратно исписанный вдоль и поперёк, принялся его изучать.

– Итак, тринадцатого февраля текущего года револьвер «Кольт Уокер» был продан Людвигу Циммерману за сумму… Неважно.

До Юлиана не сразу дошёл смысл сказанного, потому что он совсем не увлекался свайзлаутернской политикой. Однако, имя Людвига Циммермана начало часто мелькать в газетах и на экранах телевизоров после того, как Густав Забитцер отправился в мир иной.

– Людвиг Циммерман? – переспросил Юлиан. – Помощник мэра?

– Я не знаю ни мэра, ни его помощников, – нервно ответил Сорвенгер. – Вы же помните, что в Свайзлаутерне я новый человек.

– Если вы продали револьвер Циммерману, это существенно меняет дело.

– Какое дело?

– Неважно, герр Сорвенгер. До свидания.

Он был счастлив, что наконец покинул это место. Общество Ганса Сорвенгера было невыносимым – и сейчас, и в прошлый раз.

Зарекаться о том, что сюда больше никогда не вернётся, Юлиан не стал – прошлый раз показал, что судьба может подкинуть любой сюрприз. Но про себя он понадеялся, что оставит «Аттилу» в прошлом.

Если Сорвенгер действительно продал Циммерману тот кольт, из которого был застрелен Забитцер, то картина сходилась. Это делало Моритца Зенхайзера правым – убийства политиков чаще всего случаются по политическим причинам.

В то же время, эта теория имела немало пробелов. Во-первых, по заявлениям Сорвенгера, кольт не функционировал и являлся исключительно сувениром. Во-вторых, это никак не состыковывалось с нападением на Юлиана и Йохана, потому что они явно никогда не переходили дорогу Циммерману. В-третьих, вряд ли человек, который дослужился до такой высокой должности, как помощник мэра, был настолько глуп, что мог совершить убийство из очень редкого револьвера, поставив тем самым себя под риск обнаружения.

Если Юлиан отправится с этими знаниями в полицию, а они окажутся неправдивыми и надуманными, тогда он оклеветает невиновного человека. В нём не было подлости, присущей Аарону Браво, поэтому он не решился так поступить.

Во всяком случае, полиция имеет куда больше ресурсов, нежели сам Юлиан. Они лучше разбираются в оружии, у них есть огромные базы, а так же возможность посетить все антикварные лавки города и допросить их хозяев. Юлиан же был лишён такой привилегии.

Ему было сложно посещать академию. Раз за разом Юлиан и Пенелопа пересекались взглядами и долго смотрели друг другу в глаза – этого никто им не мог запретить, но так и не решались заговорить.

Юлиан чувствовал, как её тянет к нему и насколько сильны её душевные терзания, потому что сам испытывал примерно то же самое. Их разлучили, не спросив, хотят ли они этого, потому Юлиану и Пенелопе приходилось общаться невербальным способом.

Учёба ушла на третий план. Несмотря на то, что Юлиану осталось сдать всего лишь один зачёт и один экзамен, он не спешил браться за это дело. Ректор академии Роза Даугтон предупреждала его, что срок данной привилегии заканчивается первого марта, но уже приближалась середина месяца, а его никто не отчислял.

Скорее всего, похлопотал Лиам Тейлор. Юлиан не знал этого наверняка, потому что после того, как он сдал экзамен по естествознанию на «отлично», пересекались они с преподавателем только на общих занятиях, потому практически не имели возможности пообщаться лично.

Признаться, Юлиану было бы проще, если бы его отчислили. Да, он дал обещание Пенелопе, но теперь он был не с ней, а значит, не был ничем обязан. Ему не пришлось бы страдать, видя день за днём её прекрасное лицо и не имея возможности прикоснуться его.

Во время большой перемены Юлиан застал сидящего во внутреннем дворе академии Йохана, который смотрел на монетку, лежавшую на его протянутой ладони.

– Что ты делаешь? – не удержался Юлиан.

Он был готов завести любой диалог, даже самый глупый, лишь бы отвлечься от своих мыслей.

– То же, что и в прошлый раз, – нервно ответил Йохан. – Ну вот, у меня почти получилось, а ты отвлёк меня.

Юлиан понимал, что Йохану сейчас не до него, но удовлетворить его желания не мог. Ему банально больше не с кем было общаться.

– Не нервничай, – сказал Юлиан. – Сосредоточься.

Йохан посмотрел на Юлиана столь осуждающим взглядом, что тому стало стыдно. Конечно, он знал и без Юлиана, что должен сосредоточиться, потому совет был максимально бесполезным.

Йохан оставил попытки заставить монетку себя слушаться, потому убрал её в карман и, как бы стыдясь, торопливо сказал:

– У меня не выходит, как бы я не пытался. Не знаю, что произошло, но я чувствую себя бессильным.

– Ты же прорицатель?

– Верно.

– Будущее видишь?

– Думаешь, это так работает? Я загадываю день, который хочу увидеть, и чудесным образом вижу его? Или я падаю в обморок, и мне приходят видения из будущего? Будущее не предопределено. Если я ношу Проксиму этого класса, это означает только, что я чуть более, чем ты склонен к обучению науки пророчеств.

Хотелось бы Юлиану заглянуть на неделю вперёд, но Йохан похоронил его надежды.

– Слышал, – сказал он. – Мы можем видеть только вероятности событий из множества допустимых.

– Или последствия принятия тех или иных решений… Не дави на больное, Юлиан. Магдалена говорила мне, что ты отказываешь ей в интервью.

– Да. Думаю, сейчас не лучшее время, потому что я совсем недавно расстался с Пенелопой… У вас с Магдаленой всё серьёзно? Вы видитесь каждый день?

– Не каждый, а так… Время от времени. Я прямо-таки чувствую, как нравлюсь ей, но стесняюсь поцеловать. Как поступать в таких случаях? Как ты впервые поцеловал Пенелопу?

– Мы… Я сбежал из тюрьмы, мы удирали от полицейских, оказались в смертельной опасности и, осознав, что завтра может и не быть,