— В мир.

— Куда? — поморщился Коронный Карлик.

— Я сказал: «В мир».

— Я ведь задал тебе очень простой вопрос: куда девался этот блаженный старец Мачур? Так зачем усложнять мои вопросы? Ответь, что помог ему спрятаться, и сообщи, куда именно?

Монах молчал.

— Ответь ему, — вполголоса прогундосил Оссия. — Этот все равно узнает.

— Он ушел туда, откуда пришел.

— Откуда же он пришел?

— Не землянин этот человек.

— Но и не божий, поскольку в Бога никогда не верил. В этого, нашего, Бога, — уточнил Коронный Карлик. — Ведь не верил же, а? Что скажешь, монах Оссия?

— Не верил, клянусь вечностью святых мощей, — ошалело гундосил Оссия.

— Вот видишь, Михай: оказывается, отвечать на мои вопросы можно так же просто, как будто припадаешь челом к Библии, лежа под секирой палача. Так кто же на самом деле этот не земной, но и не божий человек? Как думаешь, монах Михай? Ведь ты пытался стать его учеником.

— И стал им.

— Неправда! — вновь молитвенно прогундосил Оссия. — Не стал ты его учеником. Не подпускал тебя святой Мачур к себе. Не посвящал в таинства свои многогрешные, сатанинские. Слугой его был. Рабом. Нищим, униженным рабом.

— Так ведь не учеником ты, оказывается, был, а рабом; нищим, униженным рабом… — поддержал его Коронный Карлик.

Сойдя с лежака Мачура, он потребовал от своих горлорезов зажечь еще два факела, чтобы лучше мог видеть лица монахов. Ему следовало видеть лица этих лжецов, тогда многое в их ответах прояснялось.

— Скрытный он был, правду ведаешь, — слабо сопротивлялся Михай. — Но служил ему не из-за куска хлеба, не из-за подаяния, как это делал ты, порочник всех грехов земных, а ради того, чтобы постичь…

— И п? остиг?

— Не все, но многое.

— Ничего ты не постиг, — упорствовал Оссия. — Вообще ничего. Снадобья варила ему ведьма Ядвига. Но даже она не знала, какое из них какой силой обладает, а как именно Мачур смешивает их. Этого никто не знал.

— Вот видишь, — вторил Оссии тайный советник. — Даже ведьма Ядвига и та… Кстати, где она живет, эта ведьма Ядвига, монах Оссия?

— В Святоюрьевке.

— Неподалеку от Святоюрьевского монастыря?

— И молиться ходит на Скалу Волхвов.

— Монахи туда не ходят. Скала проклята нами, как прокляты сами язычники, — гневно проговорил Михай.

— Как же ты собирался познавать тайны одного из последних на польской земле язычников, блаженного Мачура, если сам так по-иезуитски ненавидишь язычников? — ухмыльнулся Коронный Карлик.

— Он не язычник. Он вообще не от мира сего. Остался от тех, что когда-то жили на земле еще до пришествия Христа. И, может быть, даже до сотворения нашего мира.

— Такого святотатства иезуиты тебе не простят, монах Михай. Однако не будем расстраивать мудрствующих во святых пергаментах теологов. В последний раз спрашиваю: где ты упрятал Мачура? Ты спрятал его, ты. Он не мог уйти. Мои люди окружили храм еще утром и не упустили бы его, — нагло провоцировал монаха Коронный Карлик.

Еще несколько минут «ученик Мачура» молчал. Но как только окончательно поверил, что этот человек в черном, о котором учитель предупреждал его, действительно взял под свое наблюдение все окрестности храма, упрямо заявил:

— Любую мученическую смерть приму, но не скажу, где он сейчас.

Коронному Карлику нравились упрямые люди. Ломать безвольных и хилых духом не доставляло ему никакого удовольствия. И если сейчас он несколько минут внимательно рассматривал оставшиеся в нише пузырьки, жидкость из которых была вылита Мачуром, то молчание это понадобилось ему для того, чтобы поискать подступы к упрямству монаха.

— Мученическую смерть, говоришь?

— Мученическую, — отрешенно подтвердил Михай. — Не я первый приму ее… И пусть храм этот…

— Отныне храм этот будет помнить только одного великомученика — короля Владислава IV Великого. Можешь ты понять это, еще несъюродившийся юродивый? Вот почему ни вы, братия монахи, ни Мачур не нужны здесь. Вместе с вашими бездарными легендами о некоем полусвятом-полублаженном, оставшемся на земле последним из наших предшественников, не нужны.

— Господь покарает вас за то зло…

— Ты напрасно думаешь, монах Михай, что останешься в памяти этих камней как мученик. Ты будешь обычным негодяем, из-за упрямства которого, из-за желания выведать тайны Мачура, страдал и мучился невинный монах Оссия. Эй вы, слуги архангела Михаила, — обратился к своим подручным, — этого недоростка — в огонь!

— Оссию?! — в вопросе Михая звучало больше ужаса, чем виделось в глазах самого обреченного. И Коронный Карлик почувствовал, что не ошибся. Путь к этому монашествующему гордецу уже был найден.

* * *

Оссию подхватили под руки и стали держать над печью.

Не успело еще пламя прожечь его рясу, как монах издал такой душераздирающий вопль, словно сто самых голосистых плакальщиц вдруг взрыдали над ним. Эхо вырвалось за пределы кельи, всколыхнуло своды храма, медными колоколами отозвалось в его шпилях.

Оссия вырывался, но «слуги архангела» продолжали держать его над огнем в подвешенном состоянии, вроде бы и не сажали на угли, но и не давали возможности вырваться из объятия пламени.

— Будь ты проклят, Михай! Скажи им! — орал мученик Оссия. — Твои муки принимаю! Твои!

— Отпустите же его! — взмолился Михай, падая на колени.

Подчиняясь жесту Коронного Карлика, слуги выволокли Оссию и швырнули в небольшой сугроб у ближайшей могилы, оказавшись в котором, монах взвыл еще сильнее.

— Так куда ты спрятал Мачура? — спокойно спросил Вуйцеховский, когда вопль несчастного немного поутих.

— В склепе он.

— Здесь три склепа. В котором из них?

— Склепов пять.

Коронный Карлик иронично улыбнулся. Их могло оказаться и восемь, цифру он назвал наугад.

— Мачур — в склепе настоятеля монастыря.

— Такой грех сотворить! Впрочем, что с него возьмешь? Он ведь безбожник. — Вуйцеховский вышел из пристройки вместе с Михаем и направился к кладбищу. — А теперь объясни мне, несчастный, как давно иезуиты подослали вас к блаженному Мачуру?

— Откуда вы знаете, что меня подослали иезуиты?

— Как же ты мне надоел! Если ты задашь еще один такой вопрос, прикажу замуровать вас обоих в том же склепе настоятеля монастыря, в котором прячется Мачур.

Коронный Карлик не сомневался, что Михай говорил правду. Мачур действительно скрывался в склепе, о чем свидетельствовали свежие следы босых ног. Но они уводили в лес, начинавшийся в десяти шагах от кладбищенской ограды.