вы привлекли журналиста? Хотели дешевой известности?

— Не такой уж и дешевой, — возразил я. — Мне не нужна дешевая известность, меня и так многие знают. В газетах не раз про меня и мой завод печатали. Бывает, что на улицах узнают.

Похоже, мои ответы его удовлетворили. Он записал мои последние слова, промокнул чернила тяжелым пресс-папье. Потом протянул исписанный листы мне.

— Ознакомьтесь и распишитесь.

Внимательно, но бегло, я ознакомился с протоколом допроса. Черканул внизу листов свою подпись.

— Я могу идти?

— Да, свободны, — ответил он и отдал мой паспорт.

Я поднялся со стула.

— До свидания, — сказал я и поспешно вышел из кабинета. В коридоре облегченно вздохнул. Почти три часа я убил на этот допрос, устал. Что ж, значит пора домой. И с этими мыслями я вышел из здания Охранного отделения.

Петра долго искать не пришлось. Едва я показался из дверей, он «посигналил» мне, помахав кепкой.

— Домой, Василий Иванович? — спросил он маршрут.

— Домой, Петр. Не спеша — проветриться надо.

Петр дернул вожжами, и наша повозка медленно покатилась по брусчатой мостовой, негромко перестукивая по камням окованными колесами.

— Как все прошло? — спросил меня Истомин.

Я махнул рукой:

— Нормально. Ничего страшного не было.

— Не били?

— Нет, конечно, Семен. О чем ты?

Мой телохранитель уклончиво пожал плечами и дальше мы поехали молча. Я отходил от утомительного допроса и не о чем не хотел говорить.

Несколько дней назад в газете «Русское слово» вышла заказанная и проплаченная нами статья, где в подробностях было описано нападение на наш завод. Заметка небольшая, всего лишь на одну восьмую полосы, вставленная между другими, более заметными и весомыми статьями. Но она не осталась незамеченной и вызвала бурное обсуждение в народе. «Русские заводы» уже имело имидж предприятия заботящегося о рабочем народе и активно внедряющие новые правила на рынке труда. Простой народ был к нам не равнодушен, рабочие и крестьяне считали за высшее счастье устроиться к нам на работу и потому, по рассказам нашего штатного извозчика Петра, в кабаках и трактирах последние дни только и было разговоров о нападении конкурентов на наше предприятие. Простой народ сумел сложить два и два, он понял, чьих это рук было дело. И всерьез костерил своих работодателей, матерно ругая их за жлобство и подлое коварство. А вот аристократы и предприниматели всех мастей за своими дружескими беседами меня и Мишку не иначе как «социалистом» не называли. Они считали, что я заодно с рабочими и крестьянами, желаю перевернуть устои, и приписывали мне все грехи, какие только могли придумать. Хорошо, что меня еще в бомбисты не записывали и не говорили на каждом углу, что я желаю свергнуть монарха. В общем, мы поставили себя в этом мире против местной элиты.

Поставки угля нам, как и обещал Баринцев, закрыли. Куда бы мы ни обращались — везде нам отказывали. Едва узнав, кто мы такие, продавцы и посредники тут же теряли к нам интерес и наотрез отказывались продать нам хоть что-нибудь. Попов ругался и закупал уголек и дрова у населения. Получалось значительно дороже, да и население, смекнув где можно подзаработать, подняло для нас цены. Долго такое безобразие продолжаться не могло и потому мы, недолго посовещавшись, решили организовать собственного посредника. Поначалу он будет анонимно покупать для нас топливо со складов в Петербурге, а затем и сам организует его доставку. Мальцев, прослышав о нашей беде, дал адресок одного торговца углем из Новгорода и написал рекомендательное письмо. Уголек хоть и был хуже английского качеством и давал в два раза меньше жара, но все ж мы на нем смогли протянуть довольно долго. В общем, выручил старик. Так же мы подумали, не перевести ли наши котельные на отопление мазутом. Но прикинув расходы на исследования, модернизацию и доставку топлива, отложили эту идею до лучших времен. Будут деньги — будет и мазутная котельная. А еще лучше делать сразу мазутную электростанцию.

Неспешно мы подкатили к моему дому. Экипаж остановился, я выбрался из люльки.

— Все, Петр, спасибо.

— До свидания, Василий Иванович, — попрощался извозчик, а Истомин подал мне мой портфель в котором лежали всякого рода бумаги, которые я на всякий случай захватил на встречу с дознавателем.

— Вы сегодня еще куда поедете? — спросил меня Семен.

— Пожалуй, что нет. День кончается. Езжай.

Петр кивнул головой и щелкнул вожжами по крупу лошади. Истомин проводил мою удаляющуюся спину взглядом и, посчитав работу выполненной, расслабился, откинувшись на спинку сидения.

А я, пройдя с десяток шагов к двери, постучал туфлями по крыльцу, сбивая налипшую грязь. Зинаида, видимо, увидав меня в окно, поспешно раскрыла дверь.

— Здрасьте, дядя Вася, — прозвучал со спины задорный голосок соседской девчонки девяти лет.

Я обернулся, улыбнулся ей, шутливо приподнял котелок.

— Привет, Аленка. Как жизнь девичья? Жениха себе уже нашла? — и, сунув руку в карман, достал припасенную карамельку. Аленка с радостью угостилась сладостью.

— Да ну их, женихов этих, — со смешным вызовом ответила она, забавно причмокивая конфетой. — Все мальчишки дураки! Только обзываются и дразнятся. А еще за косы дергают больно.

— Ну почему же? Федька вроде нормальный жених, — шутливо возразил я, вспоминая самого бойкого местного пацаненка.

— А он вообще самый настоящий дурак. А еще он конопатый и из ушей у него воняет, — фыркнула она и, развернувшись и махнув на меня рукой, побежала по своим девичьим делам. Я с улыбкой проводил ее взглядом, а Зинаида, беззлобно обмолвилась:

— Дуреха еще, — и сразу же ко мне, — заходите, Василий Иванович, чего на улице стоять.

Я согласно улыбнулся, и направился к двери. Но не успел переступить порог, как услышал за спиной удивленный мужской возглас:

— О Боже, неужели?! Неужели это вы?!

Я обернулся. Возле палисадника стоял молодой мужчина в добротной одежде рабочего и приветливо мне улыбался. Весь его вид говорил о непомерном счастье от встречи со мной — он едва ли не подпрыгивал от переполнявших эмоций.

— Неужели это вы?! — еще раз воскликнул он. — Господин Рыбалко? Тот самый — из газет?

Я вежливо приподнял котелок, приветствуя незнакомца.

— Я так рад, что увидел вас.

А вот Зинаида не разделила его восторга, наоборот, воинственно уперев руки в бока, прикрикнула:

— Эй, вы, уходите. Нечего вам здесь делать! Я уже вам говорила, чтобы вы уходили.

Незнакомец недобро зыркнул на мою работницу, но не сказал ей ни слова. Снова обратил на меня внимания и лучезарно улыбнулся:

— Позвольте, я пожму вам руку. Вы так много для нас делаете, — и, не дожидаясь моего разрешения, пошел мне на встречу. Миновал распахнутую