калитку, протягивая ладонь. — Я так рад, что познакомился с таким великим человеком. Никак не ожидал вас увидеть. Такая приятная случайность, — затараторил он.

Приблизившись, он ухватил меня за руку, накрыл своей второй ладонью и энергично, заискивающе лыбясь прямо мне в лицо, затряс. А я, слегка ошалев от напора, краем сознания подметил, что у незнакомца-то ладонь совсем не рабочая — не широкая, с тонкими пальцами и совсем без мозолей.

— Ну, хватит, — недовольно сказал я и резко высвободил руку из цепких объятий.

— Да, да, конечно. Извините. Просто я так рад, так рад… — извиняясь, ответил он и незаметно сунул правую руку в карман. И вот тут на его лице произошло разительное изменение. Исчезла улыбка, пропало заискивание и восторг. Вместо этого его глаза вдруг приобрели необычайную жесткость, а губы скривились в презрительную усмешку.

— Вам привет от Баринцева, — глухо произнес он с намеком на пафос и резким, стремительным движением, выпростал из кармана правую руку с зажатым в ней ножом и неожиданно ударил меня вверх живота.

Я ничего не успел сделать. Нож вспорол мне пиджак и… пробил серебренную фляжку, что была во внутреннем кармане. Я почувствовал удар, обжигающую боль под нижними ребрами и что-то разливающееся по животу. Убийца понял, что оплошал, дернул руку назад, намереваясь совершить повторный удар, но не тут-то было. Серебреная фляга держала нож не хуже слесарных тисков. Он дернул еще раз и еще. А потом с ужасом в глазах понял, что случилось, отпустил оружие и, развернувшись, бросился со всех ног бежать. Пронзительно заверещала Зинаида:

— Уби-или! — и ринулась ко мне на помощь.

А я, как дурак, глупо смотрел на торчащий из живота нож и ничего не делал. Прошла секунда, другая, а я стоял растерянный. Потом зачем-то посмотрел вслед убегающему бандиту. Затем я судорожно вздохнул и мой живот полыхнул огнем.

— Уби-или! — опять заверещала под ухом Зинаида, заметив на моем лице гримасу боли. А затем, стягивая с меня мокрый пиджак, продолжила ором. — Доктора! Немедленно пошлите за доктором. И положите его на лавку.

Я обернулся. Моя прислуга метнулась выполнять приказание. Кто-то из мужиков побежал за врачом, кто-то подлетел ко мне, подхватывая на руки и оттаскивая на лавку при палисаднике.

— Тихо! — прикрикнул я на назойливых. — Дайте посмотреть.

И отстранив от живота чужие руки с пропитанной кровью тряпкой, глянул.

Рана была неширокой — сантиметра полтора. Удар пришел под нижние ребра с левой стороны, туда, где был желудок. На вид не очень страшно — продырявленная сорочка, сочащаяся из-под нее кровь. Странно, но сейчас мне не было очень больно. Был скорее неприятный зуд и жжение от проникающего в рану коньяка, которым была заполнена фляга. Похоже, что я отделался легким испугом. Удар не проник глубоко, а лишь порезал мышцы пресса.

Я отобрал какую-то тряпку из рук Зинаиды, приложил к ране.

— Не верещи, — уже успокоенным и уверенным голосом, осадил я ее. — Пулей за Козинцевым, пусть придет. И полицию вызовите.

Зинаида распорядилась, и пара человек незамедлительно сорвалось с места. Один, из них побежал к дому Мишки, а другой в мой дом, вызывать по телефону местные внутренние органы.

На шум выбежал старший Мальцев с дочерью.

— Что случилось, кого убили? — встревожено спросил он и, увидав меня лежащего на лавке с окровавленной тряпкой на пузе, раздосадовано выматерился. — Едрить твою через коромысло, допрыгался, Иваныч. А ну-ка, дай посмотреть, — и, не терпя возражений, растолкал народ и отнял тряпку от живота.

— Нормально там, неглубоко, — сказал я, оправдываясь.

Мальцев рывком разодрал сорочку и аккуратно пошевелил рану.

— Похоже, повезло тебе, — оценил он мое состояние и я заметил, как он облегченно выдохнул. — В рубашке родился ты, Иваныч, — и осторожно вернул тряпку на место. Как ни странно кровь уже почти не шла, а лишь медленно сочилась.

Примчался Мишка. Как был в халате и в тапочках. Подлетев, он ухватил меня за плечо и обеспокоенно запричитал:

— Где, Вась, куда тебя? Сильно? Ты как? — и с ужасом уставился на пропитанную кровью тряпку.

— Нормально я, Мишка, нормально. Царапнуло только не глубоко. Не смотри что крови много, — ответил я. Честно, мне уже надоело это объяснять каждому.

— Покажи, — потребовал он, и я отнял тряпку от раны. — Е… твою…, — выругался он. — Ты лежи, не шевелись. Врача вызвали?

— Да, да, — подтвердила Зинаида, — вызвали.

— Кто это был? — спросил Мишка. — Где он?

И Зинаида торопливо рассказала. Рассказала, что тип, который пырнул меня ножом, крутился возле нашего дома почти целый час. Ходил по улице туда-сюда, высматривал что-то. Она — Зинаида, пыталась его прогнать, тип уходил ненадолго, но затем снова возвращался. А потом приехал я, убийца завязал разговор и, обманом приблизившись, подло ударил ножом.

— Жаль, что он убежал, — задумчиво сказал Мишка. — Теперь мы не узнаем от кого был заказ.

— Баринцев его подослал, — ответил я. — Он сам мне привет от него передал.

Видимо сейчас такое время — время романтиков и идеалистов. Помнится, читал в школе, что это было время, когда эсеры, прежде чем убить ничего не подозревающую жертву, вручали тому конверт с напечатанным приговором. Позже, конечно, от этого пафоса отказались. И вполне возможно, что Баринцев, ставя условия выполнения заказа, требовал от исполнителя непременно передать от него привет. Ничем другим я эти слова убийцы объяснить не могу.

— Мишка, — позвал я друга, — ты бы своего папарацци вызвал. Пусть сфотает меня всего в кровище, да в газету на первую полосу. Вот муравейник-то тогда зашевелится.

Мишка усмехнулся, но спорить со мной не стал. Ушел вызванивать своего журналиста.

За обхаживанием меня любимого никто и не заметил, как к нам подкатил экипаж. На землю соскочил Петр и со слезами на глазах прямиком ко мне:

— Василий Иванович…, Василий Иванович…, — запричитал он по-бабьи и подполз ко мне на полусогнутых. — За что же так… Ах, душегубцы… Единственного нормального человека и того убили…

— Петр, ну уж ты-то не реви как баба, — осадил я его насмешливо и продемонстрировал ему свой живот. — Видишь? Живой я.

Петр не верил своим глазам. Смотрел на порез и сочащуюся кровь и не верил. А потом, взглянув на мое насмешливое лицо, пришел в себя, облегченно выдохнул.

— А мы вашего душегубца словили, — сообщил он, ладонью смахнув слезу.

— Да ладно! Где он?

— А вона у Семена под ногами связанный валяется. Мы как услышали Зинкин вопль, так сразу назад. А на встречу этот бежит. Так Семен его тростью по башке трахнул и тот сразу сознание потерял. Потом Семен его скрутил, мы его в экипаж затащили и сразу