он нес почти исключительно на себе все расходы, руководил просветительным союзом немецких рабочих в Лондоне, а также большей частью эмигрантов. Кроме того, лондонское центральное управление стояло в тесной связи с революционной партией англичан, французов и венгерцев. В другом отношении, однако, лондонский округ был самым слабым местом Союза, ибо он запутывал Союз в разгоравшуюся все сильнее и все более безысходную борьбу в эмигрантской среде.

В течение лета 1850 г. явно исчезла надежда на скорое возрождение революции. Во Франции уничтожили всеобщее избирательное право, и это не вызвало восстания рабочего класса. Борьба шла уже только между претендентом Луи Бонапартом и монархически-реакционным Национальным собранием. В Германии мелкобуржуазная демократия сошла с политической сцены, а либеральная буржуазия приняла участие в ограб лении трупа революции, учиняемом Пруссией. При этом Пруссию надули германские средние и мелкие государства, которые все плясали под австрийскую дудку, а царь грозно пощелкивал кнутом над всей этой немецкой компанией. Но по мере того, как шел отлив истинной революции, все более усиливались лихорадочные стремления эмигрантов сфабриковать искусственную революцию. Эмиграция обманывалась относительно всех угрожающих признаков и возлагала надежды на чудеса, которые она готовилась свершить упорством своей воли. С тем большим недоверием эмигранты относились ко всякой самокритике, исходившей из собственных рядов. Маркс и Энгельс видели положение вещей в истинном свете, так как наблюдали за всем, что происходило, ясным и спокойным взором, и это создавало все большую рознь между ними и эмигрантами. Как мог голос логики и разума сдержать бурю страстей в более или менее отчаивавшейся массе людей! Голос этот оказался настолько бессильным, что всеобщее опьянение проникло также в лондонское отделение Союза коммунистов и вызвало смуту в центральном управлении.

В заседании от 15 сентября дело дошло до открытого раскола. Шесть членов ополчились против четырех: Маркс и Энгельс, затем Бауэр, Эккариус, Пфендер из старой гвардии, а из молодого поколения Конрад Шрамм против Виллиха, Шаппера, Френкеля и Лемана. Среди них был только один из старых членов — Шаппер, первобытный революционер, как его удачно назвал Энгельс. Его увлекла революционная стихия, так как он в течение целого года видел в непосредственной близости ужасы контрреволюции; он только что перед этим приехал в Англию.

На этом решительном заседании Маркс в следующих словах определил сущность возникшего разногласия: «Меньшинство устанавливает вместо критического воззрения догматическое, вместо материалистического — идеалистическое. Вместо реальных обстоятельств маховым колесом революции для него становится воля. Мы говорим рабочим: „Вам предстоит пятнадцать, двадцать, пятьдесят лет гражданской борьбы, а также войны между народами не только для того, чтобы изменить условия жизни, а чтобы изменить самих себя и приобрести умение и навык к политическому господству“. Вы же, напротив того, говорите: „Мы должны немедленно получить власть, или пиши пропало“. В то время как мы указываем именно немецким рабочим на неразвитость немецкого пролетариата, вы грубо льстите национальному чувству и сословным предрассудкам немецких ремесленников, что, конечно, гораздо выигрышнее. Как демократы возвели в святыню слово народ, так вы обожествляете слово пролетариат». Дело дошло — к неудовольствию Маркса — до того, что Шрамм вызвал на дуэль Виллиха, и дуэль состоялась близ Антверпена; Шрамм был легко ранен. Но достичь какого-либо единения оказалось невозможным.

Большинство пыталось спасти Союз тем, что перенесло управление его в Кёльн. Кёльнскому округу предложено было избрать новый центральный орган, а прежний лондонский округ предполагалось заменить двумя другими, независимыми один от другого и стоящими лишь в общении с центральным управлением. Кёльнский округ на это согласился и выбрал новое центральное управление, но меньшинство отказалось его признать. Оно имело больше сторонников в лондонском округе, и главным образом в немецком просветительном союзе, после того как оттуда выступили Маркс и его ближайшие друзья. Виллих и Шаппер основали особый союз, но он вскоре запутался в авантюристскую революционную игру.

Более обстоятельно, чем на заседании от 15 сентября, Маркс и Энгельс обосновали свои взгляды в пятой и шестой книжках «Обозрения». Она вышла двойным номером, и этим номером закончилось в ноябре 1850 года существование журнала. Кроме большой статьи, в которой Энгельс рассматривал крестьянскую войну 1525 г. с точки зрения исторического материализма, в последнем номере «Обозрения» напечатана была статья Эккариуса о положении портняжного дела в Лондоне. Маркс очень сочувственно и радостно приветствовал эту статью. «Прежде чем пролетариат победит на баррикадах и на боевых линиях, — писал Маркс, — он возвещает о своем грядущем господстве рядом интеллектуальных побед». Эккариус, работавший сам в одной из лондонских портняжных мастерских, усматривал исторический процесс в том факте, что мелкие ремесленные предприятия вытесняются крупной промышленностью. Но он признавал в то же время, что в достижениях и способах производства крупной промышленности заложены историей и с каждым днем ими наново создаются реальные условия пролетарской революции. В таком чисто материалистическом, чуждом всякой чувствительности воззрении на буржуазное общество и его развитие Маркс усматривал значительное превосходство над сентиментальной, проповеднической, психологической критикой Вейтлинга и других писателей из рабочих, нападавших на существующий порядок вещей. Материализм Эккариуса был плодом неустанной работы Маркса, и самым желанным плодом.

Центр тяжести последней книжки журнала составляли, однако, не эти статьи, а экономически-политическое обозрение времени с мая до октября. Маркс и Энгельс обстоятельно выясняли в своем обозрении экономические причины политической революции и контрреволюции и доказывали, что первая возникла из тяжелого хозяйственного кризиса, а вторая коренилась в новом подъеме производства. Затем они приходили к следующему выводу: «При том всеобщем процветании, в котором пышно распустились производительные силы буржуазного общества, насколько это вообще возможно при буржуазном строе, не может быть и речи о действительной революции. Революция возможна лишь в те периоды, когда оба эти фактора, современные производительные силы и буржуазные отношения в области производства, становятся в противоречие друг к другу. Разного рода трения между отдельными фракциями континентального общественного строя, их попытки взаимно скомпрометировать одна другую весьма далеки от того, чтобы послужить поводом для новых революций. Напротив того, эти разногласия только потому и возможны, что существующее положение весьма устойчиво в настоящий момент и, чего реакция не знает, весьма буржуазно. Об эту устойчивость положения разобьются все попытки реакции сдержать развитие буржуазии, точно так же, как и все нравственное негодование и все воодушевленные призывы демократов. Новая революция возможна только как следствие нового кризиса. Она, однако, столь же несомненна, как и таковой».

Этому ясному и убедительному изложению обстоятельств противопоставлялось в конце воззвание, изданное европейским центральным комитетом и подписанное Маццини, Ледрю Ролленом, Дарашем и Руге. Все иллюзии эмигрантов были сжато и кратко изложены в этом воззвании, и оно приписывало крушение