Вдруг глаза увлажнились, он низко опустил голову:

– Я противен себе, достоин плевка… Противен, мерзость… Что осталось от меня?

Запнулся, превозмог нахлынувшее чувство:

– Скажи, разве я доставлял тебе одни неприятности? Ведь было и хорошее. Я не ищу оправданий, только об одном прошу… – не сдержал слез. – Мерзость, мерзость! – судорожно вобрал в себя воздуха. – Я исправлюсь, поверь мне, вот увидишь, построю гостиницу, только не бросай меня, не оставляй меня одного… не делай этого, – полились слезы, он сжал зубы, лицо болезненно сморщилось.

Валентина понимала, что прояви она участие, он опустится до крайности.

– Я и не собиралась уходить насовсем. В это время мы убираемся, и ты это знаешь, – бесстрастно заявила.

– Тогда оставь сумку, – с усилием выговорил он.

Она отошла, положила сумку на прежнее место.

– Теперь выпустишь меня? – стала напротив.

Он не сдвинулся с места.

– Ты не покинешь меня? – он нуждался в искреннем ответе.

–Нет! – рассеяла последние сомнения.

Получив гарантию, но испытывая стыд, Вадим быстро вышел.

В последующем в их взаимоотношениях наступила некая определенность, но не потепление. Отчужденность между ними сохранялась, жили они как бы независимо друг от друга. Валентина ждала от Вадима реальных действий, а Вадим ждал реальных результатов от своих действий.

Перемены наступили – он стал сторониться человеческого общества. Побуждением к столь странному повороту послужила догадка, пришедшая на ум Вадиму после посещения мини-маркета, где он обычно совершал покупки.

В магазине его хорошо знали, привыкли к нему, всегда встречали с открытой, не дежурной улыбкой. Обхождение персонала прежде тешило самолюбие. В последнее время его внезапно охватывало беспричинное волнение. Когда девушки-продавщицы, как и ранее, из женского кокетства интересовались у него, молодого и красивого, деталями его жизни, он начинал потеть, терял самообладание.

Причина смутного беспокойства обнаружилась, когда он обратил внимание на игривый блеск в глазах с виду милой продавщицы. По пути домой ему представилось, что он ошибся. Не игривость увидел во взгляде, а иронию. Нет, насмешку. Именно насмешка! Тотчас стало понятно, в связи с чем с таким увлечением проявляли любопытство к его персоне. Они прознали про его тайну! Когда и каким образом он выдал себя в разговоре с ними, не находил ответа. Пытался вспомнить какое-либо собственное неосторожное суждение или хотя бы опрометчиво высказанное слово – все безуспешно.

Потревожившая его проблема разрешилась по возвращении домой. В гостиной он посмотрел в зеркало и увидел жалкого человека с тусклыми глазами. Глаза – зеркало души. Вне всякого сомнения, те, с интересом глядя ему в глаза, по сути, читали его исповедальную книгу. Находили лишь слабодушие, по причине чего и выглядел посмешищем. Вот откуда скрытая насмешка. Не за горами тот час, когда открыто начнут насмехаться над ним. Снова душа предала, выставив напоказ его тщательно скрываемые переживания. Вадим рассвирепел, плюнул в зеркало.

Он перестал самолично посещать мини-маркет. За продуктами шла Джулия с корзинкой, внутри которой лежали деньги и записка с перечнем заказов. Он и Ромео оставались неподалеку. Джулия возвращалась, он хватал корзину – и быстро домой.

Спустя дни Вадим вновь обеспокоился. Вариант оказался ущербным, ибо был на виду у людей. Он не глядел ни на кого, не видел, что творится вокруг него, но тем не менее ощущал на себе испытующие взгляды прохожих. Что за мысли возникали у любого из наблюдателей, Вадиму не составляло трудностей вообразить себе.

Другой способ приобретения продуктов, который изобрел воспаленный ум, Вадим счел в высшей степени надежным и необременительным. В принципе придумка была почти идентичной предыдущей. Различие заключалось в том, что отпала необходимость выходить за пределы домашней территории: перешел к заказу еды с доставкой на дом. Главная роль отводилась Джулии. Предварительно наглядно показал, как ей следует поступать. Он опускался на четвереньки, цеплял зубами дужку корзины, подползал к калитке, толкал ее головой, выходил наружу, опускал ношу на землю, затем отползал назад к порогу.

– Не заходи внутрь, жди вот здесь, у ворот. Как увидишь, что машина отъехала, бери короб и к нам, – указывал в сторону дома.

Джулия ни разу не подвела. Когда до слуха Вадима доносился шум автомобильных шин, он тут же вместе с Ромео убегал за угол дома. Укрывшись, подавал сигнал Джулии. Собака брала корзину и далее в точности, как учил хозяин, исполняла свои обязанности. После того как отъезжал автофургон, Вадим выбегал из убежища, закрывал на засов калитку (теперь днем он постоянно держал ворота запертыми, но до прихода Валентины, когда начинало вечереть, Джулия по знаку Вадима отодвигала назад задвижку). Вслед за этим в обществе собак приступал к трапезе.

Отгородившись от людских взглядов, Вадим тем не менее находился в постоянной настороженности. Если обострившийся слух фиксировал посторонний шум снаружи, то он, чтобы не «засветиться», мгновенно обращался в бегство с целью укрыться.

Вадим избавился от тягости людского присутствия. Человеческое общество – насмешливый судья – толкнуло бы его в бездну. Он без сопротивления подчинился бы приговору: слабодушию одна награда – смерть.

Осознавая свое истинное положение, Вадим ощущал себя рабом, а к рабу известное отношение. Примитивное создание подвластно инстинктам, его не вразумить голосом разума. Ему понятен лишь язык кнута, который и есть единственное средство обращения с ним.

Впрочем, формы угнетения бывают разные. Вадим встал на путь самобичевания и самоунижения, в чем испытывал удовольствие. Над собой, презренным рабом, глумился с предельной изощренностью. Чем утонченней совершались издевательства, тем сладостней улыбалось в его восприятии горделивое творение, образ которого лично взрастил в зеркале. С ним Вадим сроднился, в нем он находил понимание, поддержку и в обязательном порядке следовал его наставлениям.

Все поступки Вадима были подчинены одной идее – подавлению трусливой души в отмщение за позорный трепет. Насилие являлось защитной реакцией, под «покровом» которой он ощущал себя уютно.

Жеманный стиль поведения – в сущности, намеренное насмехательство над самим собой – стал непременным условием существования. Он, надевая личину притворщика, играл различные роли. И все изыски – завуалированные издевки – отвечали взыскательному вкусу единственного зрителя – собственного воспитанника, но ставшего требовательным властным наставником.

У каждого актера есть свое любимое амплуа, в котором тот проявляет полностью талант. Вадима притягивал и манил образ животного, преимущественно собаки. Особого успеха в роли пса добивался во время приема пищи. Тут он был неподражаем. Входил в образ, когда вместе с Ромео ждал возвращения Джулии с корзиной снеди. Опустившись на четвереньки, свесив язык, он жадными глазами смотрел на калитку. Появлялась Джулия с подношением, Вадим нетерпеливо, приглушенно начинал рычать, как бы поторапливая ее. После того