Впрочем, слабенькое утешение. Они не противились Аните, не пытались остановить ее, даже не дали мне знать о том, что происходит. Они просто устранились… Стояли в стороне и смотрели, как приговор приводится в исполнение.

Я спросила Брайана о детях, и он резко ответил, что это не мое дело. Потом он заявил, что у него много работы и поэтому он не может со мной разговаривать, но я отвлекла его еще ненадолго, задав последний вопрос: что сделали с кошками?

По его лицу было видно, что он еле сдерживается.

– Марджори, – процедил он сквозь зубы. – У тебя что, совсем нет сердца?! Ты причинила всем столько неприятностей, сделала всем так больно и… Теперь тебя интересует лишь, что стало с какими-то кошками?

Я сдержала свой гнев.

– Я хочу это знать, Брайан!

– Наверное, их отослали в Общество защиты животных. Или в медицинскую школу. До свидания. И пожалуйста, не звони мне больше.

Медицинскую школу? Мистер-Смотри-Под-Ноги, привязанный к операционному столу, а над ним студент-практикант со скальпелем, режет его маленькое пушистое тело… Нет, я не вегетарианка и не стану спорить с тем, что невозможно обойтись без опытов над животными ради науки или учебы. Но, Господи, если Ты все же есть где-нибудь, ну не давай делать это с теми, которых вырастили и воспитали так, что заставили их думать, будто они тоже люди!..

Общество защиты животных или медицинская школа… Мистер-Смотри-Под-Ноги и младшие кошки были почти наверняка мертвы. И все же, если бы летали полубаллистики, я бы рискнула вернуться в Британскую Канаду, чтобы поймать очередной рейс в Новую Зеландию, – пусть хоть один шанс из тысячи, но я попробовала бы спасти своего старого друга. Однако без современного транспорта Окленд был дальше, чем Луна-Сити, и ничего тут уже не сделаешь…

Я вспомнила весь курс тренировок по самоконтролю, собрала волю в кулак, выкинула из головы все, с чем ничего не могла поделать, и…

…Мистер-Смотри-Под-Ноги по-прежнему терся о мою ногу.

На терминале мигал красный сигнал. Я посмотрела на часы и сообразила, что прошло как раз около двух часов с тех пор, как я уселась за компьютер. Значит, звонит наверняка Тревор.

Ну что ж, приходи в себя, Фрайди! Умой мордашку холодной водой, спустись вниз и дай ему возможность уговорить тебя… Или сразу скажи ему, чтобы поднимался, затащи его прямо в постель и поплачь ему в грудь! Во всяком случае, сначала… Сейчас у тебя, конечно, маловато желания, но… уткни морду в теплое мужское плечо, расслабься, и ты очень быстро заведешься. Ты ведь сама это знаешь. Женские слезы считаются сильными афродизиаками для большинства мужчин, уж это ты знаешь на собственном опыте. (Садизм? Мазохизм? Какая разница – главное, это дает нужный эффект!) Давай же, зови его. Закажи выпивку. Может быть, немного губной помады и постараться выглядеть сексуально? Нет, к черту помаду, все равно она надолго там не останется… Позови его, затащи в эту широкую койку и ублажи себя как следует своими стараниями как следует ублажить его. Вложи в это все… все, что можешь!

Я соорудила на лице улыбку и ответила на звонок. И обнаружила, что разговариваю с компьютером отеля:

– У нас для вас коробка с цветами. Разрешите подать ее вам наверх?

– Да, конечно. – (Не важно, от кого она, в любом случае коробка с цветами – это гораздо приятнее, чем удар по животу мокрой рыбой.)

У двери раздался звонок портье-автомата, я открыла, и у меня в руках очутился пакет, размером с детский гробик. Чтобы распечатать, мне пришлось положить его на пол…

Дивные темно-алые розы на длинных стеблях! Я решила подарить Тревору больше, чем Клеопатра в ее лучшие денечки. Полюбовавшись ими, я открыла конверт, лежавший рядом с розами, ожидая увидеть визитку или коротенькую записку с просьбой спуститься вниз или что-то в этом роде, но…

Записка была длинной – целое письмо:

«Дорогая Марджори, я надеюсь, ты примешь эти розы не менее радушно, чем приняла бы меня самого…»

«Приняла бы? Какого черта?!»

«…Должен признаться: я сбежал. Есть причина, заставившая меня понять, что я не должен больше навязывать тебе свое общество.

Я не женат. Я не знаю, кто та очаровательная дама на фотографии, что я тебе показывал, это фото – просто подделка. Как ты изволила заметить, такие, как я, для брака не годятся. Моя дорогая леди, я искусственный человек, да-да, „мать моя пробирка, скальпель – мой отец“. Поэтому мне непозволительно оказывать знаки внимания настоящей женщине. Конечно, я живу под видом человека, но мне лучше сказать тебе правду, чем продолжать свои ухаживания, – ведь так или иначе ты все равно узнала бы правду. Рано или поздно я сам бы тебе ее сказал, потому что гордости у меня хватает с избытком.

Так что уж лучше я скажу сейчас, чем обижу тебя позже.

Конечно, моя фамилия вовсе не Эндрюс – у таких, как я, вообще не бывает вторых имен, как, впрочем, и семьи.

Но знаешь, напоследок я не могу не сказать тебе, что мне очень бы хотелось, чтобы ты тоже была ИЧ. Ты очень симпатичная, к тому же очень сексуальная, а твоя манера болтать о вещах, в которых ты ничего не смыслишь, таких, как, скажем, ИЧ, – не твоя вина. Ты напомнила мне маленькую фокстерьершу, которая была у меня когда-то. Очень милая и ласковая, она охотно сражалась бы с целым светом в одиночку, если бы такая мысль пришла ей в голову. Сознаюсь, собак и кошек я люблю больше, гораздо больше, чем многих людей: ведь они ничего не имеют против моей породы; во всяком случае, они никогда не презирали меня за то, что я – не человек.

Надеюсь, розы тебе понравились. Тревор».

Я вытерла глаза, высморкалась, сбежала вниз, промчалась через вестибюль, потом через бар, вниз к выходу на вокзал, остановилась перед турникетом у выхода на посадку… и стояла там, и ждала, ждала, ждала… пока полицейский не стал коситься на меня и в конце концов не подошел ко мне и не спросил, что мне надо и чем он может мне помочь.

Я сказала ему правду, или часть правды, и он отошел. А я ждала и ждала, и наконец он снова подошел ко мне и сказал:

– Слушай, если ты настаиваешь на своей версии, мне придется попросить тебя предъявить твою лицензию и медицинское свидетельство и, если что-то там окажется не в порядке, задержать до выяснения. Мне не хочется этого делать, у меня дома дочка, ей столько же лет, сколько тебе, и мне не хотелось бы думать, что у нее могут возникнуть такие же неприятности с полицией. Поверь мне, это дело не для тебя. Любой, кто на тебя посмотрит, сразу поймет, что тут нужны девки покруче.

Я хотела было показать ему свою золотую кредитку – вряд ли где-нибудь есть уличные проститутки, таскающие с собой золотые кредитные карточки… Но этот старый ворчун и впрямь хотел мне добра, а я… Я за сегодняшний день унизила уже достаточно людей. Я поблагодарила его и вернулась к себе в номер.

Настоящие люди настолько уверены, что всегда могут распознать ИЧ? Чушь! Мы и сами не можем распознать друг друга. Из всех, кого я встречала, Тревор был единственным мужчиной, за которого я могла бы выйти замуж с чистой совестью, а я… Я взяла и отшила его.