это проклятое место. Даже шагая сквозь него, мы испытывали страх и дискомфорт, хотя и знали, что завеса пока защищена как никогда и новых прорывов точно не случится.

Это были странные четыре дня. Честно признаться, я ждала вопросов, попыток поговорить по душам. Однако ничего подобного не происходило. Форвик и остальные вели себя так, словно ничего не случилось. Лишь раны и ссадины напоминали о том бое. Никто не пытался разузнать о моем прошлом, мы вообще эту тему не затрагивали. Группа вела себя как ни в чем не бывало. Словно это не я столько времени обманывала их. Словно это не я пряха, которая столько лет скрывалась от герцога соседней страны.

Сначала я подозревала, что Рейнер провел с ними беседу и попросил не трогать меня, но это было не так. Вскоре я поняла, что причина в другом. Все просто ждали, когда я сама решусь. Давали время привести в порядок мысли, набраться смелости и рассказать.

А я… я чувствовала себя просто невероятно.

Свобода! Еще не совсем полная, но свобода! Она пьянила, как самое крепкое вино! Больше никакого груза вины на душе. Никакого страха разоблачения и мук совести.

Хотя бы в общих чертах, но моя группа знала правду. И не проклинала меня за ложь и притворство. Не стремилась сплавить Алртону. Наоборот, отправилась вместе со мной, чтобы помочь укрыться от него.

Временами я замирала и щипала себя за запястье, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле, что это не сон.

— Почему все так? — на исходе третьего дня, когда мы приблизились к Ледяным чертогам, спросила я Рейнера.

— Что именно?

Мы стояли на небольшом холме, чуть в стороне от остальной группы, которая готовилась к ночевке. Кей и Хайц уже разводили костер. Сырые ветки разгорались плохо, поэтому то и дело слышалось недовольное ворчание Форвика на доносящийся запах дыма. А еще смех Кея, который опять рассказывал какие-то смешные истории.

Ирбисы расположились на ночлег в стороне. Мощные хищники сейчас находились не в самой лучшей форме. Нормальной пищи здесь не имелось, и питались они лишь с помощью магии, что не могло не сказаться на состоянии.

Все хотели поскорее закончить путешествие, но начинать переход по горам казалось самоубийством. Местами виднелись лишь отвесные скалы, по которым просто невозможно было подняться. Лично я не знала, как через такие перебраться, если даже ирбисы не могли по ним прыгать.

— Почему они не злятся на меня?

— Ты спасла их, — спокойно ответил Рейнер.

— Но я лгала.

— В Крепость-граде никто не помнит прошлых прегрешений, каждый ошибается. Самое главное — какой вывод ты сделала из случившегося и как поступаешь в дальнейшем. Ты спасла всех нас, значит, приняла верное решение.

— Но они не спрашивают.

— А ты хочешь рассказать о прошлом? — усмехнулся Рейнер.

— Нет, — поспешно отозвалась я, зябко поведя плечами.

Здесь у подножия горных хребтов дул очень сильный, пронизывающий буквально до костей ветер. Даже специальный костюм особо не помогал. Кстати, с ними нас тоже ждали хлопоты. Уже завтра нам придется снять их, иначе могли возникнуть очень серьезные проблемы.

— Поэтому никто и не задает вопросы. Ждут, когда ты сама решишься на разговор.

— Все равно не понимаю, — потирая лоб, устало пробормотала я. — Все совсем не так, как…

— Как ты придумала? — догадался зимородок.

— Да.

— Тебе уже следовало уяснить, что все здесь совсем не такое, как в остальном мире. Мы живые и настоящие. И действуем не так, как ты думаешь, а как привыкли. А привыкли мы доверять своим.

— А я своя? — помимо воли вырвалось у меня.

Рейнер подошел ко мне и, бережно обняв, поцеловал в замерзший нос.

— Конечно, своя. Так что прекрати терзать себя. Никто из группы не точит на тебя зуб и не замышляет пакости. Мы все здесь собрались лишь для одного — помочь тебе спрятаться от герцога и скрыть твой дар. Наверняка ты не замечаешь, но твой резерв… за эти дни он почти полностью восстановился. Никому даже присматриваться не надо, чтобы почувствовать твою силу. Ты сияешь и переливаешься всеми цветами радуги, Эда. Это невероятно красиво.

— Правда? — прошептала я.

Мне еще предстояло осознать, что сила — это не проклятие, а дар. Очень нужный, если не сказать жизненно необходимый. Его не стоило бояться или стесняться.

— Правда. Теперь я понимаю, почему Алртон так жаждет тебя вернуть.

Я тут же отвела взгляд.

— Не хочу о нем говорить.

— Он не найдет тебя у диких. А если и найдет, то они ни за что не выдадут. Здесь, по эту сторону Ледяных чертогов совсем иные правила и законы. Для диких ты… будешь чем-то вроде воплощения Снежной Властительницы.

— Только этого не хватало, — вздохнула я, покачав головой.

— Не переживай. Поклоняться тебе никто не станет, но почитать будут. Для них каждый пряха отмечен богами и заслуживает почета и уважения.

— Понимаю, — кивнула я. — Но и ты меня пойми. Я отвыкла верить людям.

Он подарил мне еще один поцелуй. На этот раз в правый уголок губ.

— Даже сейчас? — Следующий поцелуй пришелся в левый уголок. И легкий, почти невесомый и лишающий разума — в сами губы. — Сейчас ты тоже не веришь? — хриплым шепотом поинтересовался Рейнер.

И его руки на моих плечах словно потяжелели. Однако я не испытывала ни боли, ни страха. Мне было надежно и как-то очень правильно. Затаив дыхание, я рассматривала серебристые вспышки в глубине таких родных дымчатых глаз. И свое отражение тоже видела.

— Верю, — совершенно серьезно проговорила я.

— Вот и правильно, — мягко улыбнулся Рейнер, вновь привлекая меня к себе и обнимая. — Ты очень сильная, но при этом… маленькая и хрупкая. Просто не представляешь… как хочется спрятать тебя от всего мира. Укрыть… от всех бед. Обещаю, больше тебе не придется нести этот груз в одиночку. Я помогу. Защищу и спасу… веришь? — хрипло прошептал он мне на ушко.

— Да…

Я сама потянулась к мужским губам, внезапно поняв, как же сильно соскучилась по своему зимородку. По прикосновениям, по колким мурашкам, которые бегали по коже, по жару, что вспыхивал внутри и разносился по телу, лишая дыхания. Я становилась зависимой от него.

Плохо ли это? Я понятия не имела. Во всяком случае, все ощущалось правильным. С Алртоном чувства воспринимались иначе: как тягучая, засасывающая и опустошающая страсть, которая лишала рассудка. Сейчас же