* * *

«Бокстер» остановился на обочине Советской, неподалеку от улицы Чапаева.

Они вышли вчетвером – Ходасевич и трое наемников.

Шофер остался за рулем.

– Куда? – спросил первый у Валерия Петровича.

– На участок Аллы Михайловны.

Они вчетвером двинулись.

Один впереди, следом Валерий Петрович и в арьергарде – еще двое. Убийцы напряженно озирались по сторонам.

Однако не было ничего вокруг, что могло бы их насторожить. Ни единой машины не стояло в тупичке Чапаева; ни одного человека не встретилось им по пути к калитке; никто не маячил в окнах домов.

Полковник достал ключ и отпер калитку.

А потом пошел напрямик, по высокой траве, шурша опавшими листьями и измачивая штанины в вечерней росе. Все трое наемников следовали за ним. Двое – Ходасевич видел краем глаза – запустили руки во внутренние карманы курток: схватились за оружие.

Стараясь быть расслабленным и выглядеть беспечным, Валерий Петрович подошел к одной из перерытых им сегодня грядок. Пульс между тем зашкаливал за сто шестьдесят. «Как бы тут от инфаркта, между делом, не помереть».

– Здесь, – сказал он, кивнув на грядку.

– Доставай! – скомандовал убийца.

Ходасевич опустился на колени прямо на траву. Черт с ними, со светлыми брюками, снявши голову, по волосам не плачут.

И в этот момент откуда-то – кажется, от домика Аллы Михайловны – раздался грозный, усиленный мегафоном голос:

– Всем – руки за голову! Вы окружены! Сопротивление бесполезно!

Предчувствуя, что сейчас начнется, Валерий Петрович прямо с коленей рухнул на землю, лицом вниз, прикрывая голову руками. «Только бы не жахнул кто-то из убийц в меня сверху вниз, прямо в затылок!..»

А наемники выхватили оружие и принялись палить – в белый свет как в копеечку, потому что куда и по кому стрелять, видно им по-прежнему не было.

Пык! Раздался снайперский выстрел с противоположной стороны, правое плечо первого убийцы окрасилось красным, он застонал, пистолет выпал из его рук. Пык! Второму наемнику пуля попала в голову. И тут же третий вскинул вверх руки, закричал: «Не стреляйте! Не стреляйте!» – и стал опускаться на колени.

А от домика Аллы Михайловны и с противоположной стороны, от дачи Любочки, уже бежали спецназовцы – с автоматами, в устрашающих шлемах и масках.

А на крыльце дома Долининой появился бледный, вытирающий платком лицо полковник Ибрагимов.

Поминки по Алле Михайловне решили отмечать в субботу, четырнадцатого октября. Хоть это было и не совсем правильно: девять дней, если отсчитывать от прошлой среды, наступало в пятницу, тринадцатого. Но уж больно день какой-то: пятница, тринадцатое… Кроме того, в свидетельстве о смерти, выданном ***ским моргом, датой смерти отчего-то значилось пятое октября, четверг прошедшей недели.

Только что, в четверг недели наступившей, Аллу Михайловну похоронили. В свидетельстве о смерти было сказано: «Внезапная остановка сердца». Версию о насильственном характере кончины судмедэксперт отверг, хотя не исключил, что «причиной остановки сердца могло стать использование лекарственных препаратов, примененных по отношению к потерпевшей помимо ее желания», и отметил синяки на запястьях и локтевых сгибах женщины: «вероятно, вследствие насильственных действий в отношении ее со стороны неустановленных лиц».

Несмотря на то что совсем недавно, позавчера, случились похороны, Елена настояла, чтобы девять дней отметили «как положено». И – на даче, которую так любила Алла Михайловна.

Пригласили и Валерия Петровича.

Полковник, несмотря на всю свою нелюбовь к скорбным ритуалам, обещал быть.

Кроме поминок, у него в Листвянке и окрестностях имелась еще пара дел.

* * *

Со следователем Анжеликой Ивановной они договорились встретиться в том же самом кафе, что и прошлый раз: неподалеку от прокуратуры, в час дня.

Валерий Петрович явился словно жених: с огромным букетом цветов – тюльпаны и ирисы, сам подбирал, и гигантской коробкой «Рафаэлло».

Анжелика пришла не одна – с обоими детьми. Проговорила, смущаясь:

– Извините, мне не с кем их оставить. Нашему папе приспичило свою колымагу на техосмотр везти.

Ребятки оказались умненькие, светленькие, некапризные. И для них у отставника нашлись подарочки – по шоколадке. По испытующему взгляду, что бросала на малышей Анжелика, было видно, что дети – нечто вроде лакмусовой бумажки: понравятся ли полковнику они? И как он глянется им? Женщины в отличие от сильного пола всегда склонны рассчитывать свою личную жизнь на много ходов вперед.

Ходасевич вручил Анжелике цветы и конфеты.

– Ох, как красиво, – зарылась она в весенние цветы. – Вы сумасшедший, такие деньги тратите.

– Да что цветы, – галантно ответствовал Валерий Петрович. – Я перед вами вообще в долгу неоплатном. Жизнь, можно сказать, мне спасли. Говорите, чего вам только хочется, и я исполню любое ваше желание.

– Я скажу… Но потом… Позже, ладно?

Анжелика выглядела куда лучше, чем в их предыдущие встречи. Возможно, ей удалось сегодня отоспаться; возможно, она даже посетила вчера салон красоты – как бы то ни было, лицо ее разгладилось и глаза сверкали.

Чтобы дети не мешали взрослому разговору, их усадили за отдельный столик – благо, кафе и в выходной не страдало от наплыва посетителей. Данилке (старшему) и Ксюше (младшей) заказали по мороженому и большому бокалу колы. Дети вели себя воспитанно, а Данила трогательно опекал сестренку. Вмешательства мамаши в их существование вовсе не требовалось.

– Вы будете смеяться, – улыбнулась следователь, – но я тоже хочу мороженого. Тем более что оно здесь очень вкусное.

– Представьте себе, и я не откажусь.

Валерий Петрович сделал заказ. Отличие взрослых от детей состояло лишь в том, что они взяли не колу, а капучино. И еще полковник попросил бутылку шампанского.

Ходасевич смотрел на Анжелу и чувствовал, что его тянет к ней. Это было так странно. Впервые за несколько последних лет.

Да может ли у них что-то получиться? Ведь ей лет тридцать пять, а ему за шестьдесят… Но, однако же, и ее глаза тоже отчего-то сверкают, лучатся…

Анжелика, понизив голос, рассказала, как она устраивала, в точном соответствии с указаниями полковника, спецоперацию по его освобождению и захвату преступников.

Как она позвонила полковнику Ибрагимову, и тот сразу поверил, что все очень серьезно, и дал ей номер, защищенный от прослушки – а она добилась, чтобы ее допустили до ВЧ-2. Услышав ее рассказ, Ибрагимов немедленно выехал в Листвянку и уже оттуда лично руководил действиями спецназа.