– Хочу сделать небольшое объявление. Чтобы все знали и имели в виду. И ты, Стас. И ты, Ванечка. И, главное, ты, Василий. Итак!.. Вести с кем бы то ни было любые переговоры о продаже маминого участка – бесполезно! Я – хозяйка этой дачи и заявляю официально: Листвянка не продается! Никогда и ни за какие деньги!.. А уж когда меня не станет, я и тебе, Иван, завещаю: Листвянку никому не продавать! Этот дом и участок был, есть и будет нашим!

Стас посмурнел; Василий вообще скислился – зато Ванечка воздел вверх правую руку с рокерской «козой» и воскликнул:

– Листвянка форева[9]!

* * *

Ближе к вечеру, когда уже начало темнеть, ушел к себе расстроенный Василий и остались только свои, Валерия Петровича позвал покурить в сад Стас.

Первым делом он протянул Ходасевичу конверт:

– Держите. Спасибо. Здесь ваш гонорар – как договаривались. Правда, в долларах по курсу – вас это устроит?

Невооруженным взглядом было видно, как жаль Стасу расставаться с деньгами.

– Стас, у вас же большие траты. Похороны, поминки, да еще Любочка… Мне совершенно не к спеху…

– Берите-берите. Ненавижу быть кому-нибудь должен. Я имею в виду частному лицу. Уж лучше – бездушному банку.

– Вы что, кредит взяли? Перестаньте! Когда-нибудь позже отдадите… Или вообще: считайте, что я работал в память о вашей теще. Она, кстати, была очень неплохим человеком.

Стас насупился:

– Еще раз повторяю: если я обещал – я выполняю свои обязательства, чего бы мне это ни стоило. Тем более что вас из-за этого расследования чуть не убили. Держите! И хватит об этом!

Он насильно всунул конверт в руку Ходасевича.

Честность взяла верх над жлобством.

Частный сыщик смущенно пробормотал:

– Право, не стоило б… Но все равно: спасибо.

Стас вздохнул с облегчением и закурил. А потом сказал с извинительным в данный момент пафосом:

– Неужели вы не понимаете, что, если бы не вы, Лена так никогда б и не узнала, что случилось с ее матерью? А уж убийц точно ни за что б не нашли!..

* * *

Когда совсем стемнело и Лена со Стасом принялись убирать со стола, полковник сказал:

– Если вы не против, я пойду пройдусь.

– Вы остаетесь у нас ночевать, – предупредила его хозяйка. – Я могу постелить вам на веранде, поставим рефлектор, холодно не будет. А хотите – уложу вас в Любочкином доме, у меня ключи, протопим там печку…

Валерий Петрович вспомнил неубранный дом художницы с молчаливыми картинами и молвил:

– Нет уж, лучше на веранде.

Закурив очередную сигарету, он не спеша прошелся по участку, вышел за калитку.

Дневные облака рассеялись. Как и неделю назад, когда они с Ванечкой штурмовали дом Ковригина, луна светила вовсю – правда, теперь она уже пошла на убыль. Однако все равно Валерий Петрович видел в серебристом свете свою черную толстую тень.

А в заброшенном доме, где обитали бомжи, снова в окне теплились неяркие огоньки.

Ходасевич прошел через пролом в заборе, миновал кучу мусора, которая стала еще больше, и вошел в полуразрушенный дом. Осторожно поднялся на второй этаж по хлипким ступенькам.

Мизансцена, что он застал наверху, практически не отличалась от той, которую он увидел в первый раз: дрова полыхали в буржуйке, отец приготовлял чай в железных кружках, а Павлуша сортировал что-то на подоконнике – правда, теперь то были не банки, а пластиковые бутылки.

– Добрый вам вечер, – поздоровался Валерий Петрович.

– Добрый, – машинально откликнулся папаша.

Сын, увлеченный своим занятием, даже головы не повернул.

– Хотите чаю? – спросил старший бомж.

– Нет, спасибо.

– Говорят, Валерий, вас здесь чуть не убили?

Ходасевич усмехнулся:

– Слухи сильно преувеличены.

– Но вы поймали бандитов.

– Милиция поймала. С моей помощью. И, кстати, с помощью вашего сына.

На лице у отца вспыхнула горделивая улыбка.

– Поэтому, – сказал Валерий Петрович, – я хочу вас отблагодарить.

– Спасибо, хватит уже. Ведь это вы нам пятьсот рублей подбросили?

– Какие еще пятьсот рублей?

– Ах, ладно, не хотите признаваться, не признавайтесь.

Молодой человек между тем забормотал на своем подоконнике:

– Одиннадцать – барабанные палочки, двенадцать – дюжина, тринадцать – чертова дюжина, пятнадцать – пятиалтынный…

– Я готов дать вам большую сумму, – сказал полковник. – Гораздо большую. Безвозмездно, то есть даром.

Он вытащил из конверта, даденного ему сегодня Стасом, пятьсот долларов.

В глазах отца на мгновение вспыхнул алчный огонек.

– Однако с одним условием, – продолжил Валерий Петрович. – С одним, но важным. Вот телефон и адрес моей знакомой. – Он положил на стол карточку. – Это очень хорошая женщина. Она руководит благотворительным фондом. Вы позвоните или даже прямо сразу подъедете к ней. Она о вас знает. Она примет участие в вашей дальнейшей судьбе. Там, у нее, можно будет ночевать и питаться…

Отец-бомж скучнел прямо на глазах.

Ходасевич, однако, продолжал:

– Она восстановит вам документы. Потом поможет с жильем. Если надо, с лечением. Пожалуйста, обратитесь к ней. Ваша жизнь должна наладиться. Поверьте: это нужно для Павлика. Ведь ваш сын очень талантлив.

Отец облизал губы.

– А его опять в больницу не положат?

– Без вашего согласия – никогда.

…Валерий Петрович весь остаток недели потратил на поиски хорошего фонда, где могли бы помочь бездомным. Подключил к работе и бывшую жену Юлию Николаевну, и падчерицу Таню. Потом лично ездил к благотворителям, уговаривал принять его протеже. Он даже самому себе не задавал вопрос: зачем ему это надо? Оказалось вот ведь надо зачем-то…

– А нельзя, – осторожно начал старший бомж, – получить ваши деньги просто так, без всякого фонда и этой женщины? Мы бы сами на них устроились.

– Нельзя, – твердо отвечал Ходасевич. – Ни в коем случае. Не буду объяснять почему, но никак нельзя. Вот когда вы придете ко мне с новыми паспортами, в свежей одежде и скажете, что вас поселили и прописали хотя бы в общежитии, – тогда я вам эти деньги дам. А до того – и не мечтайте… Мои телефоны – там же, на карточке. Не потеряйте. И начните возвращение к нормальной жизни прямо завтра с утра. Езжайте, езжайте туда. Поверьте, вас там не обидят. Я сам там был и все проверил.

И напоследок Валерий Петрович приберег бронебойный аргумент.