– Сначала разберемся с понятиями, – ответил Уилл, потому что для него что-то звучало не так. Конечно, его попытки подражать Аврааму никуда не годятся, хотя он не употребил ни одного эмодзи, прося об этой встрече. – Не уверен, что она технически моя девушка.

– Хорошо.

Интересно, достанет ли начальник блокнот, чтобы зафиксировать его ничтожность?

– Вы провели ночь в больнице с девушкой, к которой что-то испытываете.

«Тоже звучит не очень, – подумал Уилл, – да какая разница?» Он кивнул.

– Она была там из-за соседа, который ей как… что же сказать? Дядя?

– Не дядя, – выпалил Уилл. – Скорее дедушка, наверное.

– Хорошо, – повторил Джеральд. – И надежды вернуться домой в скором времени у него мало?

Уилл сглотнул, ерзая на скамейке, у которой обычно парковался автобус.

– Сложно сказать, – соврал он.

– Установки штифта и операции на кисти еще не было? Восемьдесят лет? Три лестничных марша?

Боже, верно. Джеральд и правда решил изучить факты. Хорошо, что его не было на обходе доктора Терано.

– Верно. Но я этого не говорил. Я лишь…

– Вы сказали о третьем этаже.

Джеральд умел слушать, вот в чем дело. Хотя Уилл за первые десять минут очень хаотично изложил события последних двух дней. Падение Джоны. Срочное возвращение Норы из Сан-Диего, их вроде бы воссоединение. Встреча утром, настояние Норы, что она обо всем теперь позаботится. Он пытался придерживаться своего плана – предложил позвонить Бенни или мистеру с миссис Салас, сказал, что подвезет Нору домой. Однако она ничего этого не хотела. И не хотела ничего из его услуг.

«Я тебе позвоню», – произнесла она холодно и отстраненно, как будто между ними снова был Сан-Диего.

– Да, но только потому…

– Проблема очевидна. Она рьяно защищает соседей, которые, по сути, для нее как семья, что вы и говорили. Ее дом пережил довольно много перемен, и по большей части это ваших рук дело.

– Не приукрашивайте, Джеральд, – ответил он. – Но ведь и это нечестно. У нее умерла бабушка. А у меня – дядя. А теперь и травма Джоны. Это не моих рук дело.

– Хм-м. – Джеральд произносил это каждый раз, когда Уилл добавлял новых сложностей делу. Возможный недиагностированный диабет. Вторичная инфекция, осложнившая план лечения.

Уиллу казалось, что он набрал самую бессмысленную сумму баллов.

– Признаюсь, не надо было говорить о третьем этаже. В тот момент.

Еще не зайдя в лифт, он понял, что за воспоминание шевельнулось в нем при виде побледневшей и болезненно выглядящей от его слов Норы. Наверное, именно так выглядел и он, когда миссис Салас нашла фотографию его родителей.

«Я не в себе», – сказал он ей тогда.

– Но ведь до этого все шло хорошо. Я ухаживал за ней. Ухаживал за ее соседями, пока она еще не приехала. Я только хотел…

– Ты говоришь о ней как о пациенте, – сказал Джеральд, и Уилл оборонительно напрягся.

– Вам легко говорить. Вы вернули себе Салли – между прочим, не без моей помощи, – придумав несколько оригинальных идей для свиданий и ни слова не сказав о ее манерах за столом.

Повисло молчание, Уилл посмотрел на Джеральда – тот стоял, перекатываясь с пятки на носок. Может, зря он проболтался про локти на столе, или…

– Вообще-то, – произнес наконец Джеральд, – я вернул Салли, потому что вчера вечером сказал, как сильно люблю ее. Сказал, что два с половиной года, проведенные без нее, были самыми бледными и невзрачными в моей жизни. Составил ей список всех ошибок, которые допускал в браке, и список того, в чем хочу стать лучше. Я хотел прочитать его ей, но, честно говоря, слишком растрогался.

Уилл уставился на Джеральда в немом шоке. Словно его мозг вот-вот опять ударит электричеством. Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что Джеральд пояснил:

– Я говорю о том, что заплакал.

– Да, Джеральд, я понял.

– Вы сказали, что любите ее?

– Нет.

– Но любите?

– Это сложно. – «Ничего не сложно», – ответило ему сердце. – Лучше так: мне сложно кого-то любить.

– Придется посвятить меня в детали истории.

Уилл помотал головой и, не снимая очков, почесал глаз пальцем, уверенный, что начальник снова раскачивается на пятках, с отвращением смотря на его действия. Всего два дня назад Уилл сидел за столом с, возможно, уже не бывшей женой Джеральда, но упустил возможность все ей рассказать. Вполне возможно, потому, что мужчина перед ним был тогда в соседней комнате.

«Честно говоря, я слишком растрогался», – повторилась у него в голове мысль Джеральда, и вдруг, с почти разбитым сердцем, на этой нагретой солнцем парковке, Уиллу показалось, что Джеральд Авраам умеет находить общий язык с людьми лучше кого бы то ни было, потому что тут же выложил ему все, все, что ненавидел рассказывать о своих родителях. Какими они были эгоистичными и незрелыми, словно так и остались подростками. Выложил самое худшее: не только то, что мать пыталась оставить его у Донни, но и то, что происходило дальше в течение месяцев. Уилл был прислугой в собственном доме, старался не попадаться на глаза, пока они липли друг к другу как ненормальные. А потом обнимал мать в похоронном бюро, воющую, чтобы Бог, в которого она вроде бы не верила, забрал с собой и ее. Затем был еще год, когда она не могла даже смотреть на него, зато делала кучу безрассудных, взбалмошных вещей, несмотря на все его протесты: курила, сильно выпивала, если не еще хуже.

– Ее смерть даже принесла облегчение, – сказал Уилл. – Потому что она хотела этого, правда. Вернуться к отцу. Знаю, я сейчас выгляжу как плохой человек.

Наступило молчание, от которого Уиллу стало наполовину легче, наполовину тошно. Он еще немного посмотрел в асфальт, подумав, что в отсутствии зрительного контакта с Джеральдом что-то было.

Наконец мужчина откашлялся.

– Позвольте выразить сочувствие. За ваше испорченное детство, – сказал он.

Уилл посмотрел на него, удивленно моргнув. Никто еще не говорил об этом в таких словах.

– Спасибо.

О нет. Он что, сейчас заплачет?

Джеральд сделал вид, что не заметил.

– Полагаю, вы боитесь повторения того же в своих отношениях. С кем бы то ни было.

– Не с кем бы то ни было, – ответил он. – С ней. Я так чувствую себя только с ней.

Какое-то время Джеральд молчал, и Уилл подумал, что это вполне справедливо. Здесь уже ничего не поделаешь.

Но потом сказал:

– Знаете, мы с отцом очень похожи. Он тоже был врачом. Салли говорила, что я научился любить так, как любил меня мой отец. Дисциплина, развитие, перспективы. Вот как он показывал мне свою