людей всегда действовало безотказно. Форма и удостоверение, и человек преображается. С Журавлёвой чуда не случилось. Она, напротив, уперев руки в бока, с вызовом посмотрела на Алека.

— Это с вами Арсений пропадает?

— В участке, — спокойно уточнил Алек. — Арсений оказывает помощь следствию в деле об убийстве его сестры.

— Он говорил мне что-то подобное, — растеряв свою смелость, буркнула Журавлёва. Упоминание смерти Миланы её всё-таки задело.

Алек плотнее притворил дверь, но не закрыл до конца. Какая-то часть его хотела, чтобы Сеня из квартиры всё услышал.

— Поймите, ваш сын уникален. Он делает то, на что не способен взрослый обученный программист. Он нужен нам. Ещё один день, и мы вернём вам сына целым и невредимым. — И заметив, что Журавлёва поддаётся, он понизил голос и добавил — Я говорю с вами не как полицейский, а как товарищ вашего сына. Дайте ему свободу. Вы же знаете, что было с Миланой. Позвольте Сене делать то, что он хочет. Из него выйдет отличный человек. Немного свободы — это всё, что нужно. И я вам докажу, что знаю вашего сына лучше, чем вы. Скоро в газетах будет его имя. Скоро Арсения Журавлёва будут знать во всём городе. Тогда вы мне поверите.

И оставив Журавлёву в полном замешательстве, Алек сбежал вниз по лестнице. Не оглядываясь, он сел в машину. И тут жалобно пискнул телефон.

«Спасибо. Я и не знал, что меня так ценят».

Алек улыбнулся. Сеня многое ещё не знает. Но хочет узнать. И поэтому у него большое будущее.

«Не благодари. Я должен был это сказать».

И Алек завёл машину. В доме горели жёлтыми огоньками окна. Там смотрел вниз, на отъезжающую машину, Сеня. И Алек поднял руку в знак прощания, вдруг увидит. И, может быть, за тем окном Сеня точно также махнул Алеку.

Глава 27

Машина мчалась по трассе. Мелькали за окном дома, магазины, силуэты людей, кажущиеся размытыми тенями. Ветер уже не играл, он рвал и метал внутри салона. Алек принципиально не закрывал окно. Ветер отвлекал от ненужных мыслей и свистел в ушах. Он прогонял тишину.

Алек свернул совсем не там, где должен был, и осознал это, когда освещённая трасса осталась позади. И тогда же он понял, куда свернул на самом деле. И не стал возвращаться. Алек уже был здесь, шёл по этому двору. Даже скамейка была та же. Под ней спали, свернувшись клубочком, те же трёхцветные кошки. Услышав шаги, они подняли головы и сверкающими в темноте огненно-жёлтыми глазами проследили за Алеком до подъезда.

Руденко остановился. Позвонить в пятую квартиру? Завалиться вот так под ночь без предупреждения? Эта идея перестала казаться ему хорошей. Но отступать было поздно. И медленно, словно это могло уменьшить громкость трезвона домофона в квартире Маши, Алек нажал на кнопку. Через пару секунд раздражающего писка, что-то щёлкнуло, и зажёгся зелёный огонёк. Алек вошёл в подъезд, по-привычке оглянулся. Тяжёлая дверь закрыла от него пустую сонную улицу.

Маша ждала его. Алек понял это, ещё когда не услышал её голоса из домофона. Маша встретила его на лестничной площадке. За её спиной из открытой двери квартиры лился свет. Он играл на изрезанных царпинами, словно шрамами, стенах подъезда. И сразу стало немного уютнее, спокойнее. Всё-таки человеку нужно, чтоб его ждали.

— Заходи. — Маша отошла, пропуская Алека в квартиру. Он не заставил себя дважды просить.

Воспоминания вдруг нахлынули на Алека. Их настоящее знакомство. Точно также он приглашал Машу, взволнованную, напуганную, ищущую поддержки, в свою квартиру с тёмной улицы. Они поменялись местами. Маша открыла перед Алеком дверь. Глупо скрывать: ему нужна была помощь. Поэтому он приехал.

— Почему именно я? — Маша закрыла дверь на защёлку. И темнота осталась запертой в подъезде.

— Не знаю, — признался Алек, снимая туфли.

Он ступил на мягкий ковёр, и ноги утонули в пушистом ворсе. На самом деле это был самый простой, даже жёсткий коврик. Но после суток на ногах он казался мягким и уютным, как и всё вокруг.

— С молоком без сахара? — улыбнулась Маша. Алек кивнул. И она скрылась за поворотом в кухню.

Алек не торопился. Он наслаждался ощущением вяло текущего времени. Пару минут назад он мчался по трассе. Как же хорошо было никуда не бежать. Хотя бы час из отведённых двадцати четырёх. Алек не жалел о том, что сказал в отделе Руслану. Он сделает всё, чтобы сдержать обещание. И если имя убийцы не будет написано красным маркером на доске, то теория о человеке-невидимке — правда. Алеку казалось, что хоть из-под земли, но он достанет того, кто за чёртову неделю сломал столько жизней. Пора закончить игру.

С такими мыслями Алек вошёл вслед за Машей на кухню и опустился на стул поближе к окну. Олейник суетилась возле плиты. Тонкое стекло осталось единственным, что отделяло уютную кухоньку от холодного ночного города. Казалось, темнота не могла пробраться только на его дальние улочки, сверкающие светлыми точками. Город стоял величественной громадой. Небо накрывало его куполом, беззвёздное, даже безлунное, полосатое, чёрно-синее с редкими светлыми всполохами. Алек опустил жалюзи. Небо производило гнетущее впечатление.

Маша уже звенела чашками. От резкого запаха кофе щекотало в носу. Алек посмотрел на часы. Стрелки плелись лениво, тоже засыпая, их ход был едва слышен.

— Ещё одно убийство. Этой ночью, — без предисловий начал Алек. Маша забыла о кофе, обернулась. Теперь она стояла, опершись о столешницу, заложив руки за спину и по-домашнему согнув ногу. Алек заметил, что и одежда на ней не отличалась изысканностью: бриджи и растянутая аляпистая футболка. Волосы выбились из пучка и висели неряшливыми прядками. Поэтому Алек пришёл к Маше. Потому что перед столь открытым человеком нельзя притворяться.

— У нас последний день. Завтра всё закончится.

— И что это значит? — Маша с грохотом отодвинула стул и села напротив Алека. Теперь избегать её пристального взгляда было невозможно.

— Ты не всё знаешь. — Когда-то Алек уже говорил это. Маша на самом деле знала немного, но о многом догадывалась.

Она не стала просить. Подперев ладонью голову, она ждала, пока Алек сам объяснит. Время замедлило свой ход, словно вовсе остановилось. Алек думал, с чего начать. Но стоило сказать одно слово, и мысли понеслись потоком. Превращаясь в слова, они выстраивались в голове в чёткую картинку. Алек говорил не с Машей, он рассказывал самому себе всё то, что давно знал. Только теперь Алек смотрел на это со стороны, как смотрит на город человек из окна многоэтажки. И пусть картинка была окутана туманом, Алек с каждым