— Ты права, Илана, — рассмеялся Нейрис. — Я действительно чувствую время иначе. И привык рассчитывать все наперед, зная, что внезапная смерть не нарушит мои планы. Наверно, надо от этого отвыкать? Я надеюсь… Хорошо, — улыбка сошла с его лица. — Слушай. Когда-то очень давно маги нашего Ордена жили в Скарписе, что-то не поделили с местными жителями, и те их выгнали. Орден нашел себе новое пристанище в Гвенноре, маленькой стране в Полуденных землях. Но некоторые маги остались, а наш замок навещали время от времени. Среди них был и Лайвин, очень сильный маг, известный своим необузданным нравом. Он легко впадал в ярость, о чем потом неизменно жалел.

Я положила голову на плечо Нейриса и крепко сжала его руку. Помолчав немного, он продолжил:

— Все случилось через несколько столетий после того, как от нас ушел Морбрунг. Я уже сменил не одно воплощение и был достаточно опытным магом. Лайвин как раз гостил в Эмфри. Однажды мы с ним вдвоем спустились с гор в деревню, теперь уже и не помню, зачем. К нам подошел крестьянин и попросил денег. Обычно мы предлагали таким людям работу в замке. Но крестьянин отказался — у него было десять детей, он не мог их оставить. В тот день я пребывал в скверном настроении и спросил с насмешкой: «Зачем же тебе столько детей, если ты не в состоянии их прокормить?» — «Мои дети — мое продолжение, — ответил он. — Мое бессмертие». И тогда я…

— Ты посмеялся над ним? Потому что у вас был секрет совсем другого бессмертия?

— Да, Илана. Довольно грубо и резко. Сказал, что он обманывает сам себя. Какое же это бессмертие, если он будет гнить в земле, а его нищие дети — выпрашивать на улицах кусок хлеба. Лучше тогда не иметь их вообще. Лайвин, кипя от гнева, оборвал меня. Дал крестьянину денег, а когда тот ушел, повернулся ко мне. Он был в такой ярости, что я испугался. «Мне отвратительно твое высокомерие, Нейрис, — сказал он. — Ты посмеялся над тем, что имеет ценность для любого человека. Только потому, что считаешь себя иным. Избранным. Каждый из нас, магов Ордена, может отказаться от бессмертия. Когда поймет, что пресытился им и утратил вкус жизни. Завести семью, детей. Продолжить себя в них. Но тебя я лишу такой возможности. Пусть будет по твоим словам: лучше не иметь детей и быть по-настоящему бессмертным».

Встав с кровати, Нейрис подошел к окну и долго молчал, глядя в темноту. Потом повернулся и продолжил:

— Мне трудно объяснить это, Илана. У магов обычные человеческие тела, которые болеют, стареют, умирают. Они словно переходят жить из ветхого дома в новый. Но могут и не делать этого. А для меня — для моего тела — остановилось время. Я живу — и как будто не живу. Представь, что ничего в твоей жизни не имеет смысла. Ты просыпаешься утром и ждешь вечера. И так бесконечно.

— Ужасно! — поежилась я. — Даже подумать страшно.

— Он ушел тогда, бросив меня посреди деревни. Я вернулся в замок и прожил там около ста лет, а потом понял, что больше не в состоянии это выносить. И даже покончить с собой не имел возможности. И тогда решил искать Лайвина. Нашел, но он не смог ничего исправить. Тогда мы вдвоем отправились в Альбигерну — в храм высших сил. Его служители долго молились и узнали, как я могу избавиться от заклятия. Сначала это показалось мне простым. Найти женщину, которая полюбит меня, — разве сложно? Но на деле все вышло иначе. Я должен был стать правителем какой-либо страны и раз в сто лет выбирать жену из девушек, не знавших меня до этого, не видевших моего лица. В храме на меня надели маску — и снять ее могла только та, которая полюбила бы по-настоящему. Если любовь окажется взаимной. Что ж, стать правителем оказалось самым простым. Помнишь, ты попробовала снять маску и ничего не вышло? Это был момент отчаяния. Хотя я и понимал, что ты еще слишком мало меня знаешь. Продолжал надеяться…

— Но ты ведь узнаешь, когда заклятие исчезнет, разве нет? Если я сняла с тебя маску и больше ничего не произошло, наверняка должно случиться что-то еще? Может, сначала я стану твоей женой?

— Может быть, Илана. Может быть…

В этот момент часы на башне начали отбивать полночь. Словно соскользнуло шелковое покрывало, которое пришлось носить четыре недели, и мое тело снова стало прежним. Сильные руки обняли меня, и губы — такие желанные! — наконец-то коснулись моих губ…

— Нам лучше не делать этого, Илана…

Его поцелуи становились все более горячими, нетерпеливыми, и я тянулась им навстречу, как цветок тянется к солнцу. Губы, скользнув по шее, пробрались под распахнутый ворот рубашки. Нейрис все сильнее прижимал меня к себе, и так хотелось, чтобы между нами не осталось никаких преград. Чтобы мы стали единым целым. И его неожиданные слова показались потоком ледяной воды, вылитым на голову.

— Почему? — с трудом переведя дыхание, спросила я.

— Ты правда хочешь, чтобы первый раз мы были близки в этой каморке, под храп Марта из-за стены?

— Я сейчас не видела и не слышала ничего. Ни каморки, ни храпа.

— Есть еще кое-что, — Нейрис застегнул пуговицу на моем вороте. — Я не знаю, имеет ли это значение, но по условию та, которая снимет с меня заклятье, должна быть женой.

— То есть все будет только после свадьбы?

Словно легкое облачко набежало на солнце и тут же растаяло. Я не успела поймать мысль и отмахнулась от нее — уже улетевшей.

— Не хотелось бы, чтобы такая мелочь все испортила.

— Ты прав, Нейрис.

— Не сердись на меня, — он провел пальцами по моей щеке, задержался на губах. — Я очень хочу тебя, и…

— Я подожду. Что мы будем делать дальше? Наверно, пришло время показаться подданным?

— Да. Завтра. То есть уже сегодня. Ведь наступил новый год. И еще — с днем рождения, любимая! А теперь… спи. Нас ждет трудный день.

Поцеловав меня, Нейрис превратился в ворона, и я открыла ему окно.

Легко сказать: спи! Все тело словно огнем обожгло. Я еще чувствовала жар его поцелуев — на губах, на шее, на груди. И когда мне все-таки удалось заснуть, какие только нескромные картины не принес с собой этот сон…

— Все твои платья у меня, Илана, — сказал Март. — Они все равно никому не нужны, а я знал, что тебе, возможно, пригодятся. Если, конечно, не захочешь все сменить. А еще я сшил тебе по старым меркам новое. Думаю, оно прекрасно подойдет для сегодняшнего вечера.

Я слышала, что в других странах наступление нового года отмечают в ночь со старого, но в Тандоре и Ликуре это событие праздновали в первый вечер. Разумеется, вместо обычного ужина в замке должен был состояться пышный бал. По настоянию Нейриса Керт впервые пригласил на него членов Тайного совета и других высших чиновников с женами.

— Не боишься, что они тоже захотят остаться здесь навсегда? — спросила я, когда рано утром, никем не замеченный, Нейрис вернулся ко мне. — Как же магия пайгримов?

— Думаю, за один раз никому ничего не грозит, — рассмеялся он. — Но меня должны увидеть все первые лица страны, не так ли? Не пробираться же тайно во дворец в городе.