Разумеется, весь замок обсуждал это: таарисе Илане… не удалось. Она ничем не лучше остальных. Хотя и сняла с правителя маску. А мне даже и поговорить было не с кем. Нетта и Айлен поженились в замке сразу же после нашей с Нейрисом свадьбы и уехали в Илару. Борггрин тоже отправился обратно в Гвеннор. С Кертом мы близкими друзьями так и не стали, не говоря уже об Андре. Оставался только Март, который хоть и пытался меня утешить, но не сильно в этом преуспел.

Мне казалось, что мы с Нейрисом отдаляемся друг от друга, хотя наши ночи по-прежнему оставались пылкими и приносящими огромное наслаждение. Но тем тяжелее было просыпаться утром. Мы завтракали вместе, иногда не сказав друг другу ни единого слова, затем он превращался в ворона и улетал во дворец. За день успевали соскучиться и встречались как после долгой разлуки. Не могли наговориться, насмотреться друг на друга, вместе гуляли в саду или в роще, разговаривали, а после ужина спешили в спальню, держась за руки. И все повторялось…

Через два месяца мы впервые поссорились. Да, таким же утром, как и сегодня. Я неосторожно заметила: видимо, мне не суждено стать матерью, Нейрис ответил, что вряд ли в этом его вина… Потом мы просили друг у друга прощения и пытались уверить, что никто не виноват, так уж случилось. И все же это слово — «вина» — прочно поселилось с нами. Мы не говорили об этом, но оно было как неподвижное облако на ясном небе. И я обреченно понимала: рано или поздно разочарование и обманутые надежды убьют нашу любовь.

День шел за днем. Я страшно скучала по Нейрису. Мы еще никогда не расставались так надолго. Сомнений не было, встреча будет… безумной. Но что потом?

Мне не давала покоя одна мысль. Та, которая ускользнула в тот день, когда я снова стала Иланой. Это было что-то очень важное. Если б я смогла вспомнить…

Как-то я пошла в библиотеку найти что-нибудь почитать. Ночи без Нейриса были такими тоскливыми и мучительными, что я никак не могла уснуть и долгие часы проводила за легким чтением. Сопереживание чужим чувствам позволяло не думать о своих.

На столе у вейра Гауна лежала знакомая книга. Та самая, о девушке, похищенной пайгримами. Мы говорили о ней с Нейрисом перед тем, как он впервые поцеловал меня. В библиотеке было душно, я подошла к открытому окну, остановилась, глядя на горы.

Тогда… что же случилось тогда? Он улетел, скрывшись за плотной пеленой тумана, а я стояла и думала, что готова любить его, что бы ни случилось. Даже если он выберет не меня. Даже если я совсем не та, кому суждено избавить его от бремени бессмертия. Просто потому, что он заполнил собою меня всю, стал моею частью.

В новогоднюю полночь мы так сильно хотели друг друга, но Нейрис оборвал поцелуй и сказал: «Я не знаю, имеет ли это значение, но, по условию, та, которая снимет с меня заклятье, должна быть женой».

В этом был расчет. Тысячу лет он ждал и искал не ту, которую полюбит и которая полюбит его, а ту, что снимет с него чары. Нет, я не сомневалась в его любви, но… эта была та мелочь, которая внесла изъян в наши чувства. Или… вовсе не мелочь?

По щекам полились слезы, и я поспешила уйти из библиотеки, пока вейр Гаун не заметил, что я плачу. С одной стороны, это были слезы облегчения, потому что мне наконец стало ясно, в чем дело. Но… я не могла сказать об этом Нейрису. Это он должен был понять сам. Или не понять никогда.

Я сидела в саду на любимой скамейке под кустом эрты. Почему-то вспомнилось, как мы с Лиллой секретничали десять лет назад и я впервые увидела Нейриса. Нет — Ворона. Недавно отец передал мне с торговцами записку. Лилла вышла замуж за Фелиса и уже ждала ребенка. Кто бы сомневался! Тогда я испытала острую, болезненную зависть, а сейчас подумала об этом… почти спокойно.

Когда смотришь пристально на какой-то предмет, все прочее вокруг расплывается. Если я продолжу думать лишь о том, что Нейрис по-прежнему под властью заклятья, моя жизнь будет ужасной. Наша с ним жизнь. В ней не останется места любви. Только разочарование и досада. Но ведь мы вместе! И будем вместе столько, сколько позволят высшие силы. Возможно, со временем и Нейрис поймет то, что открылось мне, и тогда… Но я не буду об этом думать, не буду надеяться — чтобы не было нового разочарования.

Я буду радоваться тому, что у нас есть.

Черная тень промелькнула в воздухе, и я вздрогнула: так это было похоже на произошедшее когда-то. На скамейку упала благоухающая кисть. Я поднесла ее к лицу, вдохнула прохладный аромат.

— Здравствуй! Я соскучилась.

Он опустился ко мне на колени, провел клювом по волосам, крылом коснулся щеки. Я гладила его, прижимая к груди — как в том сне, где он прилетел ко мне в дождливую ночь сказать, что жив.

Это было необыкновенно острое счастье — он рядом, со мной! Он мой! И больше ничто не имело значения. Горячая тяжесть возникла в тайной глубине, разлилась по всему телу, заставляя сердце биться быстрее, сбивая дыхание. Желание было настолько сильным, что я не могла ему противиться.

Словно почувствовав это, Нейрис взлетел и через несколько мгновений опустился на карниз открытого окна нашей спальни. Посмотрел на меня, склонив голову: ну и чего ты ждешь? Я встала и быстро пошла к замку — едва ли не бегом. Он встретил меня в дверях, уже в человеческом обличье.

Мы накинулись друг на друга с такой жадностью и нетерпением, как никогда прежде. Дикие, необузданные ласки сменялись нежными, неторопливыми — которые лишь дразнили и еще больше распаляли. Все вокруг исчезло. Мир сжался до размера нашей комнаты, и за ее пределами не существовало ничего и никого. Только мы вдвоем…

Я лежала, положив голову ему на грудь, растворяясь в сладкой звенящей слабости.

— Илана… — Нейрис коснулся губами моих волос. — Я хотел побыть в одиночестве и подумать. Слишком больно было, что мы убиваем наши чувства.

— Не надо об этом, — попросила я.

— Нет, надо. Послушай… давай просто жить и любить друг друга. Здесь, сейчас. Не сожалея о том, что могло быть и чего не будет. То, что я испытываю к тебе… за это можно отдать что угодно. Да, я ждал, надеялся… и это заслонило самое главное: я люблю тебя, Илана. Как никого никогда. Давай попробуем начать все сначала.

Наши губы слились в поцелуе — нежном, легком, потом все более страстном. И вдруг я почувствовала, как Нейрис вздрогнул. Открыла глаза — и встретилась с его изумленным взглядом.

— Высшие силы… — прошептал он. — Илана…

— Он похож на тебя, — сказала я. — И глаза такие же синие.

Страшно хотелось спать. Удивительно, как быстро измученное тело стремилось забыть многочасовые схватки, словно разрывавшие его надвое. Все это осталось позади, за незримой завесой. Боль, страдания, страх — ничего не имело значения. Сын, которого Нейрис держал на руках, — только это было важно.

— Керт огорчится, — усмехнулся он, разглядывая маленькие пальчики, сжатые в кулачок.

— А с чего ему огорчаться? — возразила я, с трудом шевеля губами. — Его дочь всего на несколько месяцев старше. Кто знает, как все сложится.