Но все же Бек не самостоятельно себе выдал гарантии от лица британского правительства. Луиджи Виллари, итальянский дипломат, историк дипломатии и публицист, писал: «Это чек, который польское правительство могло обналичить, когда сочтет, что страна в опасности, не оставляя британскому правительству свободы решать, реальна опасность или нет, и тем самым лишая ее свободы действий. Британия обязалась вмешаться, когда польское правительство того потребует. Это был самый гибельный из всех дипломатических шагов. Он сделал Вторую мировую войну практически неизбежной, поскольку конфликт между Германией и Польшей, который можно было бы решить миром, грозил превратиться в Армагеддон по капризу любого, кто находился у власти в Польше»504.

Марсель Дэа, французский политик, отзывался об этом мероприятии следующим образом: «Данцигская бомба замедленного действия не взорвалась бы, если бы Англия не позволила полякам играть с детонатором»505. Под обтекаемыми обозначениями «Британия» и «Англия» немногие историки и сегодня подразумевают персонально лорда Галифакса. Тем не менее такие исследователи, как Кэрролл Квигли и Дэвид Хогган, уверенно обвиняют именно эту парадоксальную фигуру британской политики в развязывании новой мировой войны. Не согласиться с подобным трудно, особенно если рассматривать весь мартовский путь вырвавшегося из тени Чемберлена министра иностранных дел Британской империи.

После того, как он фактически обрек свою родину на новую войну, лорд Галифакс продолжал бурную деятельность. В субботу 1 апреля он позвонил Кэдогану, чтобы пригласить его на встречу завтра в 12 дня. Заместитель министра разъярился: «Я яростно отказался: это просто как ножом по сердцу, у меня не было выходных в течение трех недель! Даже во время кризиса Галифакс всегда уезжает в Йоркшир в пятницу днем. Когда он находится в Лондоне, он не у дел и не знает, чем себя занять, только слоняется из стороны в сторону»506. Слонялся Галифакс не просто так, в его уме зрел план по предоставлению аналогичных польской военных гарантий Румынии. Увлеченный очередными шпионскими донесениями (в Форин Оффис проник слух о германском ультиматуме, который распустил румынский посланник Виргил Тиля), он стал лоббировать это перед Чемберленом. Премьер-министр был откровенно растерян. Гарантии Румынии, которые Галифакс в итоге получил от него, не спасали положения. Втянутый своим министром иностранных дел в близкие отношения с Польшей, он чувствовал, что таким образом отталкивает от Британии важный при данном раскладе СССР.

Чемберлен сдержанно относился к молодой советской республике, но понимал необходимость договоренностей с русскими. Он не испытывал к СССР чувства религиозной вражды, какое испытывал лорд Галифакс. В первую очередь как англо-католик глава Форин Оффиса не желал вести дела с государством, подвергающим гонениям христианскую церковь. Другое поле его неприязни было в самой советской государственной системе. Это чувство особенно подогревал в нем посол Майский, при их редких встречах рассказывающий, что такими, как Галифакс, лордами в СССР художественно украшают фонари.

Зная о такой неприязни своего министра, Чемберлен самостоятельно еще с начала 1939 г. пытался наладить отношения с Советским Союзом. Он не был в восторге от этой перспективы, Чемберлен относился к СССР с недоверием, которое укрепляли в нем многие окружающие: «У меня был интересный разговор на этой неделе с лордом Чилстоном, нашим послом в Москве. Он говорит, что жизнь в Москве терпима, но не больше. У него удобный дом и хорошая еда, но нет никакой компании, за исключением той, что из дипломатического корпуса, поскольку русские теперь боятся приезжать к нему. В результате он не получает информации, и условия жизни страны для него тайна. Он никогда не видит Сталина, не видит никого из его коллег. Ситуация значительно улучшилась в течение последних нескольких лет, и в стране появилось больше денег, но русские не находятся в состоянии вести войну»507, – писал премьер-министр еще в конце 1937 г. Ему поступали данные разведки, что Москва стремится спровоцировать войну между Британией и Рейхом, двумя идеологически враждебными СССР государствами. Но все же он, не без помощи еще Энтони Идена, понимал важность этой страны для европейского урегулирования, хотя и не верил в ее действительную способность воевать.

В феврале 1939 г. шли переговоры о миссии Хадсона в Москву: миссия была торговой, но это уже был определенный шаг для более серьезных разговоров. Далее Лесли Хор-Белиша, военный министр, добивался от Ворошилова приглашения на маневры, но ему в этом было отказано. Наконец, уникальный случай произошел 1 марта 1939-го. Впервые премьер-министр-консерватор переступил порог советского полпредства. Однако после этого визита вежливости теплоты между государствами так и не возникло. 10 марта Сталин выступил с речью, в которой саркастично предположил, что ничто не удовлетворит Англию и Францию более, чем Россия, вовлеченная в войну с Германией. Также товарищ Сталин обвинил эти государства в том, что они предали принцип коллективной безопасности в пользу политики трусливого нейтралитета. Всем было понятно, что договориться Британии и СССР будет совсем не просто.

В начале апреля Чемберлен продолжал работать и на итальянском направлении. Он отправил несколько личных писем Муссолини, в которых говорил о том, что инициатива британского правительства в польском вопросе направлена в первую очередь на сдерживание Германии, а отношения с итальянским правительством по-прежнему крепки и надежны. Муссолини ответил премьер-министру множеством личных заверений в искренности, преданности, а также отсутствии каких-либо претензий. Но 7 апреля, когда Галифакс ушел на трехчасовую службу в церковь508, а это была Великая пятница перед Пасхой в том году, дуче осуществил захват Албании. Вернувшись из церкви и обнаружив такое нехристианское поведение Муссолини, лорд Галифакс даже не поехал в Йоркшир на пасхальные каникулы, так серьезно он расценил ситуацию. Оставшись в Лондоне и весь вечер обдумывая с Кэдоганом, что теперь можно сделать, оба они пришли к выводу, что сделать ничего нельзя. Всю Пасху британский Кабинет министров обсуждал сложившееся положение, в итоге договорившись до того, чтобы выдать Греции гарантии, аналогичные тем, что ранее получили Польша и Румыния.

Основным вопросом оставалась британская обороноспособность: Галифакс направил президенту США запрос о том, чтобы американский флот частично поддержал действия британского по перегруппировке в Средиземном море. Рузвельт за эту возможность ухватился и свое согласие на подобную меру дал. Чемберлен в середине апреля учредил министерство военного снабжения, продолжая наращивать темпы перевооружений. За полгода после Мюнхена Британия стала производить вместо 250 самолетов в месяц (данные на сентябрь 1938 г.) 600 машин. 26 апреля 1939-го в Палате общин премьер-министр Чемберлен объявил, что с этого дня в Великобритании вводится всеобщая воинская повинность. В ответ на это Адольф Гитлер тут же разорвал и англо-германское морское соглашение, и их с премьер-министром декларацию, подписанную в Мюнхене. Заодно фюрер показательно разорвал германо-польское соглашение, подписанное им с Пилсудским в 1934 г. сроком на 10 лет.