6 мая Чиано и Риббентроп заключили т. н. «Стальной пакт»509. К этому моменту Гитлер уже поднимал вопрос о Данциге, который планировал включить в состав Рейха, но полковник Бек, казалось, даже не волновался. Он угрожал Гитлеру, упоминая о поддержке Великобритании, и говорил о том, что «одна только Польша является судьей, когда эта гарантия должна вступить в силу». Такое самодовольное поведение пьяного полковника стало нервировать даже лояльных ему Галифакса и Кэдогана. Они присылали в Варшаву телеграммы, в которых пытались ограничить действия поляка, а также намекали, что он мог бы и «изолировать» Данциг.

Основной задачей Форин Оффиса теперь было наладить отношения с СССР и открыть трехсторонние англо-франко-советские переговоры. После всех консультаций это было сделано только 27 мая. Через два дня получив отчеты о первых итогах, Кэдоган резюмировал, что «русские утомительны и высокомерны»510. С уверенностью можно сказать, что этот комментарий оставался в силе и далее. Разными стадиями переговоры Британии и Франции с СССР длились почти все лето 1939 г. Как комментировал те многомесячные усилия посол Гендерсон: «Как только мы преодолевали одно препятствие в деле сотрудничества с Россией, Сталин тут же устраивал другое с неизменной регулярностью и завидным постоянством»511. Ни одна из сторон в действительности не выказала желания прийти к искреннему соглашению. Британию останавливало в первую очередь яростное нежелание малых держав вроде Румынии или стран Балтии, которые в русских не без оснований видели угрозу собственной безопасности.

Неоднократно в качестве основного упрека по срыву этих переговоров выступает личное отсутствие в Москве лидеров западных стран или хотя бы министров иностранных дел. Что касается главы Форин Оффиса Галифакса, то, разумеется, менее подходящего визитера для Москвы вряд ли можно было бы найти. Неизвестно, каких неописуемых бед натворил бы, появившись в Москве, этот долговязый джентльмен в черной перчатке на левой руке и кого на этот раз принял бы за лакея. К тому же официального пожелания об его участии от наркомата иностранных дел СССР не поступало. Лишь устно полпред Майский передал на словах то, что министра в Советском Союзе хотели бы увидеть. Невилл Чемберлен, который трижды летал к Гитлеру, теперь ехать тоже никуда не хотел. Его мартовский порыв был резко сведен на нет поведением Польши и ряда других стран. Летом он не испытывал иллюзий насчет особенной удачливости англо-франко-советских переговоров, а также искренности СССР по отношению и к великим, и к малым державам. «Держать Россию с нами, но на заднем плане»512, – вот была его позиция.

Критическим для неудачи тех переговоров было обоюдное недоверие и отсутствие должного желания эти самые переговоры завершить чем-либо положительным. Хотя в июне 1939 г. в Форин Оффисе непосредственно лорду Галифаксу от немецкого осведомителя Теодора Кордта стало известно, что переговоры с Москвой готовятся и в Берлине, он не стал предпринимать ничего особенного, чтобы как-либо повлиять трехсторонний переговорный процесс. Сам Галифакс задним числом об этом, конечно, жалел: «Я просто читаю книгу Джозефа Дэвиса, который был американским послом в Москве в 1936–1939 гг. Мне довольно ясно, что, если бы обстоятельства разрешили нам создать устойчивый союз с Россией, игнорируя все соображения, которые делали его затруднительным, мы весьма бы преуспели. Это была ошибка; мы не должны повторять ее снова»513, – писал он два года спустя в дневнике.

Новости с англо-франко-советского фронта поступали неутешительные. Кэдоган, просматривая отчеты, писал: «Русские невозможны. Мы обоими руками протягиваем им то, что они хотят, а они просто хлопают по ним в ответ. Молотов – неотесанный и подозрительный крестьянин»514. Галифакс был более любезен к новому советскому наркому иностранных дел, называя его «улыбчивым гранитом». Из Москвы Странг, который возглавлял британскую делегацию, признавал, что Молотов был ближе к Сталину, чем Литвинов, бывший наркоминдел; но он не владел иностранными языками, не бывал за границей и очень немного знал о международных отношениях или методах ведения переговоров.

В конце июня лорд Галифакс сформулировал официальную внешнеполитическую линию, выступая на ежегодном ужине Королевского института международных отношений: «Британская политика преследует две основные цели. Первая – это намерение сопротивляться силе. Вторая – желание продолжить конструктивную работу для создания мирной обстановки. Если однажды мы могли бы быть удовлетворены тем, что намерения других стран совпадают с нашими собственными, всё, чего мы действительно хотели бы тогда – это мирные решения, которые, и я говорю здесь определенно, мы могли бы обсуждать, равно как и проблемы, которые сегодня вызывают беспокойство. В такой новой атмосфере мы могли бы исследовать колониальную проблему, проблему сырья, торговых барьеров, проблемы жизненного пространства, ограничения вооружений и любые другие, которые затрагивает жизнь всех европейских граждан. Но это не то положение, в котором мы находимся сегодня. Воинственная угроза подрывает мир, и наша очередная задача – и здесь я заканчиваю тем же, с чего и начинал – сопротивляться агрессии»515.

К началу июля настроение и у Галифакса, и у Кэдогана было плохим516. Последний в итоге уехал в отпуск, поэтому пропустил главное приключение лета 1939 г. – визит в Британию Гельмута Вольтата. Доверенное лицо самого Геринга, Вольтат прибыл в Лондон на секретные переговоры, которые проводил сэр Хорас Уилсон под пристальным наблюдением лорда Галифакса. На этих переговорах возникла идея создания англо-германского оборонительного союза сроком на 25 лет, также были внесены предложения об экономическом сотрудничестве. Гитлер, как казалось, пришел к заключению, что о своем намерении защитить Польшу Британия говорит серьезно и что для главной войны время еще не настало517.

Чемберлен яростно продолжал перевооружение. Для него мощная оборонительная армия была и гарантией того, что с его страной будут считаться, и основой для новых договоренностей с той же Германией. Успехи на этом поле были сделаны. В 1938 г. Британия произвела 3000 самолетов, в 1939-м – уже 8000. Тоннаж военно-морского флота значительно превышал великие дни 1912–1914 гг., в пять раз выросло производство оружия, а воинская повинность увеличила число территориальных войск в десятки раз. Вольтат, убежденный в серьезности не только британских обязательств к Польше, но и ее растущей силы, передавал информацию обо всем этом в Рейх, своему непосредственному патрону —Герингу, ожидая дальнейших указаний. Но тут призрачная надежда на то, что войны все еще возможно избежать, была бесчеловечно растоптана вице-королевскими каблуками. Вся информация о разговоре с Воль– татом оказалась передана британской прессе по классической схеме Форин Оффиса, таким образом оканчивая все возможные англо-немецкие переговоры.