Поэтому милицию умница-разумница Кира вызвала сама. Добровольцы с видимым облегчением передали Антона в руки стражей правопорядка. А так как к этому времени следы от его пальцев выступили на шее у Зинаиды Митрофановны вполне отчетливо, то обошлись с ним сурово. Сразу же сковали руки наручниками. И не пожелали даже слушать про степень допустимой самообороны.

– Ты еще скажи, что и удавку с собой в целях самообороны носишь! – сердито буркнул один из прибывших на место преступления оперов, тыча Антону под нос веревку, которую тот принес с собой под одеждой.

– Это не мое! – взвизгнул Антон. – Мне подкинули! Пустите!

Старший оперативник поморщился.

– Педик, что ли? Визжишь, словно баба! Уведите его, ребята!

Продолжавшего рыдать Антона увели. Подруги помогли тете Зине доковылять вниз до милицейской машины. И все вместе они поехали в отделение.

Тут их встретили с почетом и почти с восторгом. Что не было странно, учитывая, что смерть Вики не удалось признать самоубийством, перед ментами маячил реальный «глухарь». И потому они внимательно выслушали и запротоколировали показания подруг о том, как Антон душил Зинаиду Митрофановну.

Сама Зинаида Митрофановна говорить не могла. Приглашенный к ней врач подтвердил, что у его пациентки наличествуют травмы мягких тканей гортани, вызванные сильным сжатием.

– Душили ее, что тут говорить!

Но в отличие от языка, пальцы у Зинаиды Митрофановны работали. И голова соображала. Так что завладев чистым листом бумаги, она принялась строчить на нем свои показания. Одного листа ей хватило с избытком. И очень быстро оперативники сумели ознакомиться также и с ее изложением произошедшего ужаса.

Подруги также дали свои показания. И как раз, когда они закончили их давать, в отделение вошел высокий, статный мужчина. При виде него Леся ощутила какое-то непонятное томление в груди. И даже жаркий трепет. Кира ничего такого не почувствовала. Но и она узнала вошедшего мужчину.

– Узнаешь? – толкнула она подругу в бок.

– Да, – прошептала Леся.

Это был тот самый следователь городской прокуратуры, к которому они обратились за помощью, придя в свое родное отделение и разыскивая Олега и его машину.

– Фатеров его фамилия, кажется? – продолжала шептать Кира. – Как ты думаешь, он нас тоже узнал?

Оказалось, что следователь их узнал. Во всяком случае, Лесю он точно узнал. Потому что прямо с порога направился к ней.

– Снова вы! – констатировал он, оделив Киру лишь мимолетным взглядом и вновь сосредоточив все свое внимание на Лесе. – И чью машину вы разыскиваете на этот раз?

– Вы знакомы? – удивился оперативник, который протоколировал показания подруг.

– Немного. В чем их обвиняют?

– Девушки у нас проходят как свидетельницы.

Кажется, Фатерова это порадовало. Однако он взял листы с показаниями подруг и внимательно просмотрел их. Брови у него изумленно взлетели высоко вверх. И он, не удержавшись, присвистнул.

– Ну, вы и штучки, – то ли восхищенно, то ли удивленно произнес он, отдавая показания подруг обратно. – Молодцы.

После этого он подмигнул Лесе. И перенес свое внимание на Антона. Впрочем, не он один. На Антона сейчас с напряжением смотрели все, кто находился в отделении.

– Ну, парень, плохи твои дела, – потерев руки, жизнерадостно обратился к заметно приунывшему Антону один из оперативников, уже изучивший показания Зинаиды Митрофановны и двух подруг. – Ну что? Сам в покушении на убийство признаешься или в камеру пойдешь?

Антон гордо молчал.

– Зря, – укорил его оперативник. – Девку тоже ведь ты придушил?

Антон по-прежнему молчал.

– Мы ведь экспертизу проведем и все равно это докажем, – предупредил его опер. – А в камере тебе, учитывая твою ориентацию, придется несладко. Знаешь, голубок, сколько на таких, как ты, желающих будет? Очередь выстроится. Там уж тебе выбирать не придется. Кто захочет, тот тебя и поимеет. А сопротивляться будешь, зубы вышибут. Впрочем, их тебе по-любому выбьют. Ну, так что делать будем?

Угроза потери зубов, казалось, произвела на Антона самое сильное впечатление. Он беспокойно зашевелился. И кинул на оперативников злобный взгляд.

– Я заплачу, – произнес он. – Сколько нужно?

– Э-э, нет! – усмехнулся следователь Фатеров. – Это только в газетах мы такие плохие, что у убийц деньги берем в обмен на свободу. А на деле мы с тобой пачкаться не станем.

– Что же вы предлагаете?

– Сделку.

– Я сказал, что заплачу. У меня есть деньги. Много денег!

– Экий ты упрямый! Сказано тебе, оставь свои деньги при себе. В тюрьме отдельную камеру себе оплатишь, чтобы свою жопу сберечь.

– Что же вы хотите?

– Ты говоришь правду, признаешься в убийстве племянницы, – произнес старший оперативник, – а мы позаботимся, чтобы ты в предвариловке попал в камеру с тихими новичками. Кто по первому разу идет. Или с ботаниками. Никто тебя там не тронет. Наоборот, еще паханом у них станешь.

– Я никого не убивал!

– Зря. Алиби у тебя, я так понимаю, нет. А судя по твоим действиям, парень ты горячий да и ревнивый. Признайся, ты ведь из ревности убить хотел?

– Никого я не убивал! Только вошел, эта баба на меня с кулаками набросилась. Вот и пришлось ее того… маленько угомонить.

Подруги слушали и переполнялись возмущением. Какой врун! И ведь врет и глазом не моргнет. Сразу видно, что в торговле работает. Жулик! А они-то думали сначала, что вся его вина в том, что он просроченной колбасой в своем магазине торгует. А дело-то вон как обернулось.

Антон продолжал твердить о своей невиновности. Менты его то пугали, то подлизывались. Зинаида Митрофановна возмущенно хрипела и в письменной форме требовала правосудия. Но все было бесполезно. Ситуация кардинально изменилась, когда в отделение, хлопнув дверью, ворвался Петенька. Пошарив безумными глазами по сторонам, он кинулся к своей Зинаиде с воплем:

– Любимая! Ты жива!

Фатеров изумился.

– Это еще кто?

– Ее мужчина.

– Муж… мужчина? Но он же ей в сыновья годится!

– Скорее в племянники, – хихикнула Леся.

Из глаз Зинаиды Митрофановны при виде Петеньки ручьем хлынули слезы. И она припала к тощему Петенькиному плечику, жалобно рыдая.

– Мерзавец! – повернувшись к Антону, гневно произнес Петенька. – Как ты мог?!

– А что я? – внезапно закричал Антон, подавшись вперед. – Что сразу я? Я тебя любил! Так любил, что прямо с ума сошел! А ты предпочел мне эту старуху. Ну, скажи мне, чем я хуже? Чем?