Крис обернулась, сощурилась, несколько секунд наблюдала за тем, как я стаскиваю кроссовки, а потом начала снимать и свою обувь.

- Мечтать не вредно, - она быстро скинула майку и шорты, оставаясь в купальнике, и побежала к воде. Чертовы купальники, чертовы сдельные купальники. Обычный, черный, даже не бикини. Он пригвоздил меня к месту, заставляя сглатывать и сжимать челюсти, остро реагировать на каждое движение девушки. Аппетитная грудь, шикарная попка, длинные ноги. Талия такая, что, кажется, ее можно обхватить пальцами, изящная, нежная шея и едва приоткрытые ключицы.

Да она смерти моей хочет!

И запах… этот сладкий, вышибающий мозг запах, медом на языке и в горле. Дразнит, дурманит, пьянит, сбивает с ног, дергает и рвет нервы на тонкие полоски, разбивает на острые неровные осколки.

Но… Я обещал. Черт! Только что обещал не поднимать тему, не заходить дальше дружбы. Френдзона – такое дерьмо. Никогда бы не подумал, что такое может со мной случится. С кем угодно, только не со мной.

А Кристин, пока я глотал слюни и старался взять себя в руки, уже была в озере, бросилась в него, нырнула с головой, одним ловким, плавным движением, поднимая брызги. Вынырнула и, показав мне язык, поплыла к течению.

Она всегда хорошо плавала.

Я смотрел вслед удаляющейся от меня волчице и еще какое-то время боролся с собой, желанием, раздирающим на части, голодом, зверем. 

Кристин хотелось вытащить на берег, подмять под себя, сорвать гребанный купальник и войти до конца, до упора. И смотреть на то, как капли воды стекают по коже, на то, как все больше и больше темнеют глаза девушки, слушать стоны, чувствовать под собой, вокруг себя. Хотелось, чтобы она обхватила меня ногами, расцарапала мне спину. Хотелось вколачиваться в нее, входить на всю длину. Чувствовать, видеть, обонять.

Крис снова нырнула.

Черт!

Мне нужен ледяной душ, нужно сбросить напряжение. Дрова, что ли, поколоть? Я тряхнул головой, напоминая себе снова, что дал обещание не трогать, не говорить, не пугать, сбросил остатки одежды и тоже забежал в воду. Нырнул.

Вода немного остудила. Помогла, если уж и не собраться с мыслями, то с силами – однозначно. И что-то мне подсказывало, что сил мне сегодня понадобится не просто много, а колоссально много. День обещал быть непростым. Но… Но каждая улыбка, каждый смешок Крис того стоили.

Мы просидели в воде не меньше часа. Просидели бы еще дольше, если бы на то была воля Хэнсон. Мне пришлось почти пинками загонять упрямую волчицу на берег. У нее посинели губы, зуб на зуб не попадал, но она продолжала ускользать от меня, брызгаться и корчить рожи. Совершенно не желая ничего слушать, требуя, чтобы я признал свое поражение.

В какой-то момент в итоге, когда мне это окончательно надоело, а губы Хэнсон окончательно посинели, я рванулся к ней обвил рукой талию и потащил на берег. Само собой, волчица брыкалась и вертелась, как гребаный уж на гребаной сковородке, абсолютно не желая понимать мое состояние.

Я чувствовал под рукой скользкую ткань купальника, гибкое тело и снова стискивал челюсти, чтобы не натворить дел. Зато она смеялась, смеялась так, что даже несмотря на неудовлетворенное желание, я хохотал вместе с ней.

А ведь Головастик даже не подозревает, не понимает, насколько огромна ее власть надо мной, насколько беспощадна и безжалостна.

Брыкаться девушка прекратила только у самого берега, встала на ноги, скрестила руки на груди и совершенно серьезно заявила:

- Я не сдвинусь с этого места, Маркус Джефферсон, пока ты не скажешь громко и четко, что я тебя победила.

- Хорошо, - тут же поднял я руки вверх, - ты победила.

Проигрывать ей оказалось чертовски приятно!

Мы переодели и пообедали. Сидели на берегу и уплетали ланч за обе щеки. Крис трескала свое чили. От него слезились глаза, текло из носа, хотелось чихать и пить, да просто оказаться где-нибудь подальше, потому что казалось, что эта смесь радиоактивна. Но Крис наворачивала адское варево как ни в чем не бывало, жмурилась и говорила, что наконец-то чувствует хоть какой-то вкус. Я довольствовался копчеными колбасками, но ложку ядовитой смеси все же попробовал. О чем тут же пожалел. Это невозможно было есть.

- Да ладно, - удивилась головастик. – Все не может быть настолько плохо.

- Может, - просипел я, отрываясь от бутылки с водой. – Тебе придется потом сжечь этот контейнер.

- Ничего ты не понимаешь, - вздохнула девушка, поднося ложку к губам. – Это все равно что первый поцелуй.

- Как скажешь, - не стал спорить. – Ты совсем ничего не чувствуешь?

- Ну… - Хэнсон немного помялась. – Практически ничего. Я даже не чувствую твой запах. Может, только если уткнусь тебе в шею. Ну и очевидно, что с вкусовыми рецепторами что-то не так. Я ведь терпеть не могла острое. А сейчас почему-то за уши не оттащить.

- Это из-за Анны и той девушки из «Берлоги»?

Кристин скорчила рожу:

- Это из-за того, что я – волк, Джефферсон, и из-за того, что скоро мое новолуние. Стыдно о таком не знать.

- Крис…

- Не начинай, - наставила девушка на меня ложку. – Мы договаривались.

- Ты – маленькая засранка, - обвинительно ответил я.

- Всегда такой была, - гордо кивнула волчица. – Но именно поэтому мы с тобой лучшие друзья.

Я только головой покачал, улыбаясь.

А ведь и правда. Поэтому и еще по тысяче причин. Подумать только, Крис скоро пройдет через новолуние. Мысль одинаково будоражила и тревожила. Потому что, как и любой другой волчице, Хэнсон надо было сделать выбор. И чем быстрее это произойдет, тем спокойнее будет мне и безопаснее ей.

Потому что только так девушка могла избежать всего того, что должно было произойти. Вот только выбор этот… по сути, как бросок из-за трехочковой линии, если попадешь, ты – национальный герой, не попадешь – что ж… прости-прощай, но это замена игрока и скамейка запасных до конца сезона. Шансы – пятьдесят на пятьдесят.

Проблема в том, что волки находят свою пару только в процессе самого акта, когда в крови вырабатывается достаточное количество гормонов, которые активируют процесс привязки. По-другому определить, является ли тот или иной волк твоей парой, нельзя, поэтому несвязанные самцы очень часто напоминают конченых озаботов. И, как правило, чем старше волк, тем сильнее в нем инстинкт к созданию новой ячейки общества. В общем, такие волки трахают все, что движется… да и не движется тоже. Самое страшное, когда альфа какой-нибудь стаи одинок, это головная боль не только для клана, но и для соседей. В общем, одиноких альф мы не любим очень сильно. Точнее, не любили… Сейчас у несвязанного зверя практически нет шансов стать главой какой-нибудь стаи, волки просто не пойдут за таким.

Но эта проблема хоть и со скрипом, но решается регулярным сексом. А вот у волчиц… у них все сложнее.