послевкусием во рту осела горечь. Он всегда был изгоем. Чужим среди своих за свою излишнюю жестокость, за кровожадность и алчность, за зависть, за стремление лишить людей возможности принимать вообще какие бы то ни было решения, отобрать у них право на собственную жизнь, превратить их в рабов подневольных, предоставив их всего два варианта на выбор: безропотно служить оборотням или умереть. Никто из сородичей не поддерживал его идей, не разделял его взглядов, Романа отвергала каждая стая, и тогда он загорелся мечтой создать свою собственную. Из таких же отверженных как и о сам, из одиночек, из тех, кто не смог жить по правилам. И всё время его преследовала мысль сделать армию послушных полукровок с особенным даром, чтобы показать всем вожакам свою силу и мощь, отобрать у них власть и стереть из памяти былые знания, чтобы сотворить новое племя.

Марыкин покосился на сидящую у стены женщину. Она прижимала ладонь к горящей после удара щеке, но не менее отважно смотрела ему в глаза. Уголок его губ пополз вверх. Конечно, он знает множество способов укротить дух и сломить сопротивление любого человека, но, кажется, подчинять себе эту строптивую сучку будет особенно приятно.

— Я передумал. Я собью с тебя спесь по-другому, но ты до последнего будешь пребывать в неведении, — ухмыльнулся он. — Ведь нет ничего ужаснее, чем сидеть и ждать, не зная, когда наступит последняя минута твоей никчемной жизни. Правда, детка? — он хотел погладить ее по волосам, но женщина непокорно мотнула головой, вздернула подбородок:

— Правда одна. Ты вознамерился дрессировать полукровок, мечтаешь управлять ими для себя самого, — хрипло проронила Ира.

— Угадала. И…

— И наступит тот момент, — перебила она Романа и не сумела скрыть презрительной гримасы, исказившей ее лицо, — когда жирную точку поставят в твоей жизни, детка.

Марыкин яростно зарычал и подскочил к ней. Вцепился когтями в плечо — благо пуховик немного смягчил хватку — и дернул Иру вверх лишь для того, чтобы всадить кулак второй руки ей в живот. Пока она, заваливаясь набок и падая на пол, хрипела от боли, он торжествующе говорил:

— Сказал бы, что, разгадав мою затею, ты умница, но нет. Ты с этим твоим новым знанием останешься здесь навсегда. И когда нужда в тебе отпадет, покинешь этот бренный мир. Так что, располагайся. Смирись с мыслью, что уже никогда не увидишь ни свою дочь, ни…Алдарова. Ведь ты — его личная подстилка, не так ли?

Ира поджала губы, чувствуя во рту привкус крови. Роман расхохотался от души и ушел. Проглотив вымученный стон, Ира подтянула колени к груди и, откинув голову назад, сделала глубокий вдох, прикрыла глаза и тяжко выдохнула. Тело начала быть мелкая дрожь, даже зубы застучали. От страха за дочку, от волнений за Тамира. Она даже представить боялась, на что он пойдет, чтобы спасти ее и дочь. Только бы он не пострадал! Только бы Ева вняла голосу своей второй сущности!

Глава 42

Самый страшный кошмар стал для Тамира явью. Он с удивлением обнаружил, что впервые в жизни у него дрожат колени, шумело в ушах и сердце бьется в груди так, что, казалось, во рту появлялся привкус крови. Страх неотступно следовал за ним, стоило представить, каким ужасным пыткам мог подвергнуть двух самых дорогих ему существ обезумевший Роман Марыкин. Агония накатывала волнами, затрудняя дыхание, мешая сосредоточиться и принимать взвешенные решения. Тамир понимал — сейчас как никогда нужен был трезвый разум, не замутненный гневом. Адреналин и ярость, впрыскиваемые в его кровь волком, жаждущим мести, стремящимся уничтожить всех причастных к похищению, не взирая на пол, возраст и социальный статус, превращал его эмоции в смертоносную бурю, огненный поток лавы, всё сметающий на своем пути. Он готов был слепо броситься в атаку, потому что отсутствие истинной пары рядом, тревога за нее и дочь сказывались и отравляли каждую клеточку организма.

Но Тамир совладал с волей зверя, ставшей непомерно сильной и мощной, и по приезде домой отправил Виктора узнать обстановку. Сам же велел не беспокоить его и в стремлении кое-что проверить еще до того, как ему доложат о состоянии дел, отправился на обход периметра вокруг дома. Со своим даром он узнает правду в мельчайших подробностях, а потому выпустил свою Тень вперед, полностью полагаясь на призрачного, ставшего невидимым, волка. И тот не подвел, ведя Тамира от точки к точке, восстанавливая всё, что здесь случилось. Вот Тень различила все запахи, выделяя ароматы Иры и Евы. Картина произошедшего дрожала, однако была вполне четкой. Вот здесь Ирина прилегла около дочери, через некоторое время в комнату вошел Ильяс — настороженный и напряженный. Вот все вместе они быстро идут по коридору, минута-другая — и они уже на улице. В видение прокрались чужие страхи и паника, топот ног, треск огня, жадно поглощающего дом, взрыв, крики, запах гари. И вот Ира и Ева уже у забора. Здесь тяжело ранили Ильяса, затем убили Бориса — парня даже до больнички не довезли. И сразу же примешивался запах чужаков. Тех, что обездвижили ребят в сторожке за периметром, а потом… Потом мысли Иры и Евы оборвались и сознание обеих потухло. Если бы только он был рядом! Тамир сжал зубы, в горле заклокотало рычание и напряглось всё тело. Зверь снова подступил очень близко, толкая его на отчаянные действия. Если бы дело касалось его лично, Тамир не раздумывал бы ни секунды, но тут на кону стояли жизни дорогих его сердцу девочек.

После беглого осмотра своих владений, Алдаров грустно усмехнулся. Пострадали в основном пункты охраны, западное крыло дома. После случившегося контроль за территорией был усилен, равно как и увеличено число безопасников. Когда сюда вернутся Ира и Ева — а Тамир был на все сто процентов уверен, что так и будет — им уже наверняка ничто и никто не будет угрожать. От размышлений его отвлек Вик.

— Тамир, ты должен кое-что знать, — Виктор нашел кузена у того места, откуда забрали Иру с дочкой. — Идем.

В гостиной дома стоял тревожный шум и гам. Алдаров невесело хмыкнул, рассматривая с высоты своего роста собравшихся здесь взбудораженных старейшин и уважаемых старцев. Карим, выдвигая страшные обвинения в адрес Романа Марыкина, предъявил неоспоримые доказательства его вины. Пока гостям показывали жуткое «кино», они зычно ругались и негодующе рычали. И каждый хотел поквитаться с тем, кто так старательно вгонял людей в священный ужас перед оборотнями, делая из последних настоящих палачей и мучителей, жестоких извергов, не