сна за последние несколько часов. Но когда вижу высветившееся на экране имя, мое ликование пресекается на корню.

– Привет.

– Спала? Ты обещала позвонить сразу же, как доберешься.

– Мне очень жаль.

– И поделом. – Вина не дает мне покоя, когда я слышу в его голосе мольбу. – Сесилия, пожалуйста, возвращайся домой.

– Не могу, Колин. Прости, но не могу. – Я встаю с кровати и решаю, что для такого разговора слишком трезва.

– Не можешь или не хочешь?

– Не хочу. Я больше не хочу обманывать нас обоих. – Взяв бутылку и стакан, спускаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и склоняюсь к опохмелению. Опустившись на самое дно, я не возражаю против него. Мне здесь комфортно. Возможно, сейчас это самое безопасное место – намного безопаснее, чем разгуливать и безудержно лгать любимым.

Но реальность, в которую я себя загнала, – это ад на земле. Лгать было намного проще.

– Скажи, почему так вышло, – мягко просит он. – Возвращайся домой, чтобы я мог попытаться понять. Ты просто взяла и уехала.

– Я все тебе объяснила. – Вставляю стакан в дверцу холодильника, добавляю немного льда и щедро наливаю виски. – Я не вернусь домой, Колин.

– Я тебе не верю. У тебя… нервный срыв… кризис…

– Ты прав, но дело не в том, что я струсила. Хотела бы я, чтобы так и было.

– Ты не мыслишь сейчас здраво. Между нами все было по-настоящему. Ты не настолько хорошая актриса.

– Я и не притворялась. Просто… скрывала. Я хотела, чтобы у нас все получилось. Верила, что так и было. – Я делаю глоток виски и смотрю на часы, стрелка которых переваливает за полночь, довершая мой первый день в чистилище.

– Ну и что, если ты гуляла в юности! Я и сам не святой. Мне плевать, даже если ты переспала с половиной города.

– Тебя интересует, хранила ли я верность? – Я глотаю виски, по щеке от чувства вины стекает слеза.

– Ты мне так говорила.

– А ты веришь?

– Да.

– Однако надолго тебя не хватит. Вскоре ты начнешь задаваться вопросом, была ли я честной, а потом станешь на меня злиться.

– Нет. Если только вернешься домой…

– Хватит. Это ниже твоего достоинства, Колин. Я тебя люблю. Всегда буду любить. Я очень благодарна, что была любима тобой.

– И что теперь? Ты вдруг решила, что все кончено, а мне нужно с этим смириться? Ты намеренно пытаешься меня уничтожить?

– Я понимаю, каким жестоким кажется мое решение, но хочу, чтобы ты знал правду о том, с чем я боролась много лет. Я постоянно чувствую вину, зная, что поступаю неправильно. Пожалуйста, верь мне, когда я говорю, что ты мой самый близкий человек в этом мире после Кристи. Но ты не знаешь меня настоящую, и если хочешь честности, то и Кристи тоже не знает.

– Господи, Сесилия, я не понимаю. – Голос у него надламывается, и я чувствую, какую боль ему причинила, поэтому снова наполняю стакан. Подлинность его потери требует жертв.

– Колин, я пришла к выводу, что сломлена. Я слишком многое пережила. Слишком многое испытала, когда была совсем юной. Мой опыт был насыщенным, и он вынудил меня… думать иначе, вожделеть иной жизни. Только так я могу это объяснить. Я способна на моногамные отношения. Я хранила тебе верность, просто…

– Думаешь, что я не пойму. Ты не хочешь рассказывать о своих желаниях, потому что считаешь, что я не могу тебе этого дать?

– Я понимаю, что ты не хочешь узнавать эту сторону меня. И я не хочу, чтобы ты ее видел. Ты полюбил совсем другую женщину.

– Перестань говорить то, что я и так про тебя знаю!

Его гнев оправдан, и потому я позволяю ему выпустить пар. Я запустила процесс, и мне же его останавливать. Колин с минуту молчит, после чего продолжает:

– Выходит, ты сейчас с ними?

– Нет. – Мне не нравится его вывод. – Отнюдь. Все совсем не так. Сомневаюсь, что я с ним встречусь.

– С ним? Он один? Ничего не понимаю.

– Вчера я была очень расстроена и, наверное, ужасно объяснилась. – Я морщусь, зная, что для такого признания виски будет мало. – Я рассказывала тебе, что в юности несколько месяцев состояла в открытых отношениях.

– Да.

– Но мои чувства были глубокими, Колин. По-настоящему глубокими к обоим мужчинам, а после того, как все закончилось, я влюбилась в другого. Он – тот, кого я так и не смогла забыть. Но, откровенно говоря, я по-прежнему испытываю чувства ко всем ним.

– Так это… – Я физически чувствую, как между нами все сильнее увеличивается пропасть. – Так вот о чем были твои сны?

– Да.

– Боже мой, Сесилия.

– Это был один год – всего один год моей жизни, – но он изменил меня. И с тех пор я так и не смогла забыть о случившемся из-за того, как меня преобразило время с ними и как все закончилось. И именно по этой причине я никогда не смогу дать тебе то, что нужно, чего ты по праву достоин.

– Я виновен не меньше твоего за то, что до сих испытываю чувства к женщинам из своего прошлого. У меня тоже порой случались такие моменты. Так бывает.

– Дело не только в этом, Колин. Мое безрассудство по-прежнему существует во времени, которое я не могу стереть из памяти и к которому не могу вернуться. Как бы я ни пыталась забыть, прошлое меня не отпускает. – Я в полном ужасе от того, что выдаю столько правды, делаю глоток, еще один. – Я утаивала от тебя слишком многое.

– Например?

Пытаюсь подобрать слова и понимаю, каким ударом станет для Колина мое признание.

– Я заслуживаю правды, – требовательно заявляет он.

– Да. – Я закрываю глаза, поднеся ко рту стакан, делаю глоток и собираюсь с духом. – Иногда, после секса, я фантазировала о них, пока ты был в душе.

Слышу, как у Колина вырывается обиженный вздох, и понимаю, что ранила его гордость.

– После секса со мной ты мастурбируешь, думая о них?!

Молчанием подтверждаю его правоту. Это жестоко, но необходимо, хотя я не собираюсь вдалбливать ему это в голову.

Мне нужно достучаться до Колина. Не хочу все затягивать. Не хочу давать ему ложную надежду.

– Черт возьми, Сесилия, ты думала о них в нашей постели?

О нем. Я не поправляю Колина. Я хочу его гнева. Я это заслужила. Потому что мое признание чистая правда.

Чем больше я ему рассказываю, облекая в слова годы размышлений, тем сильнее понимаю, что поступаю правильно. Я собиралась выйти замуж за собственную ложь.

– Колин, если отбросить в сторону мою сексуальную безнравственность, я не могу