От неожиданно ярко сверкнувшего в лунном свете камня Мансур непроизвольно закрыл глаза и, кажется, тут же их открыл. Но ночи уже не было.

Его ослепил блеск летнего дня, полыхнули в лицо жарким зноем солнечные лучи, оглушил шум огромной толпы.

Он стоял на арене, посыпанной сверкающим серым песком, и видел величественную картину окружающего его цирка. Со всех сторон вверх поднимались каменные круги скамеек. Лестницы радиусами сходились к центру и разрезали эти каменные круги на равные части. Внутри цирка по всей его окружности был возведен парапет. По его верхнему внутреннему краю шли гладкие, легко поворачивающиеся валики. Вдоль каменного парапета пролегал ров, наполненный водой и огороженный железной решеткой.

Казалось, все население Рима собралось в этом цирке. Здесь были всадники и патриции, важные матроны и солдаты, плебеи и весталки.

Нижние ряды, ближе к арене, заполнили полноправные римские граждане в белоснежных тогах и нарядно одетые богатые римлянки, которые поверх нижней туники надели столы со множеством складок, плиссированными шлейфами и разноцветными вышивками по краю. Иные завернулись в длинные плащи – паллы, переливающиеся разными оттенками бледно-лилового, желтого, зеленого цвета.

Выше шли ряды, занятые всадниками и воинами. Еще выше уже не мраморные, а деревянные скамьи и галерею стоячих мест занимала обычная публика – разношерстная и шумная. Мелькали тысячи оживленных, веселых лиц. Слышалась беззаботная болтовня, шутки, смех. Сквозь натянутый над ареной огромный навес из цветной ткани проникали солнечные лучи и пестрыми бликами играли на лицах.

Не двигаясь с места, Мансур медленно обвел взглядом все четыре яруса рядов. Переливы ярких красок, мелькание довольных лиц кружило голову. Его взгляд опустился ниже, на арену, и увидел тех, чьи лица были странным контрастом всеобщему радостному возбуждению.

Одетые в просторные длинные одежды, они стояли на коленях, со сложенными перед грудью руками. Их строгие отрешенные лица были обращены к небу. Они неистово молились, закрывали в молитвенном экстазе глаза и не вытирали текущих по щекам слез.

«Что это – сон, мираж?» – спрашивал себя Мансур, продолжая внимательно осматриваться вокруг, ничем не выдавая своего растущего напряжения, удивления, даже растерянности.

Вдруг среди веселых возгласов зрителей и горячих молитв на арене послышался странный железный скрежет и скрип. Услышав этот скрип, молящиеся задрожали, теснее придвинулись к друг другу. Гул многотысячной толпы стал спадать. У просторных клеток, находящихся под местами для зрителей, убрали железные решетки, и из них спокойно стали выходить… дикие звери.

Отливая песочно-желтой шкурой, пушистой черно-коричневой гривой, на арену величественно вышел лев. За ним еще один, и еще. Поворачивая массивные головы, львы осматривались. Их ноздри подрагивали, втягивая воздух арены. Вслед за львами, гибко прогнувшись, выпрыгнули пятнистые леопарды, черные пантеры, тигры.

Внутренне холодея, смотрел Мансур на свободно разгуливающих зверей, на продолжающих стоять на коленях молящихся и понимал, что это – казнь. В восточных ханствах такие расправы были не редкостью. И некогда было думать, как и за что он попал в число наказуемых. Теперь ему стало понятно назначение парапета, рва с водой и гладких валиков.

При появлении хищников люди, стоящие на коленях, стали молиться с еще большей силой, с еще большей пылкостью осенять себя крестным знамением, с еще большей надеждой устремлять глаза к небу. Слышались страстные восклицания:

– Господь Всемогущий, укрепи мои силы!

– Отдаемся мукам и смерти во имя Тебя!

– Это наш страшный путь на Голгофу!

Они обнимались, старались поддержать друг друга в надвигающейся смерти, дрожали телом, но не душой, уповая на Бога.

Хищники медленно, но неотвратимо приближались. Для большего эффекта раздалась музыка. Один из львов, выделяющийся своей золотистой гривой, подняв голову, издал грозный рык. Услышав такой рык в джунглях, многие животные просто теряют способность двигаться.

Зрители восторженно ахнули и содрогнулись от остроты ощущений. Прекрасный экземпляр зверя. Какие лапы, клыки. Чудесно сидеть, не подвергая себя риску, и наблюдать за теми, кто на арене, на кого надвигаются эти страшные звери, чье тело сейчас будут рвать эти острые клыки, чьи предсмертные конвульсии будут грубым развлечением.

Но не все молящиеся были способны выдержать приближение зверей. Одна из молодых женщин после звериного рычания вскочила и побежала в сторону Мансура.

Она бежала как безумная, спотыкаясь и падая. В ужасе оглядывалась на льва и, поднявшись, опять бежала на подламывающихся ногах. Покрывало с ее головы упало и осталось лежать на арене. Волосы цвета пшеницы выбились из прически и рассыпались по плечам. Белая туника разорвалась. Стройные ноги в кожаных сандалиях посерели от прилипшего к ним песка.

Проследив холодными желтыми глазами за бегущей женщиной, лев не спеша, легко пружиня на лапах, пошел за ней. Его мощные мышцы упруго двигались под кожей.

Увидев это, женщина метнулась, наткнулась на стоящего Мансура и обессиленно упала к его ногам. Сжавшись в комочек, она обхватила ноги воина. Сквозь мягкую кожу сапог Мансур чувствовал ее тонкие руки. Они тряслись и все сильнее сжимали его ноги. Сжимали, как последнюю в жизни надежду.

Наклонившись, Мансур приподнял женщине голову и взглянул в лицо. Его руки коснулись шелка ее волос. Синие глаза девушки с расширенными страхом черными зрачками полыхнули навстречу воину страстной мольбой и пронзили сердце Мансура острым чувством непривычной жалости. Его рука восточного головореза могла, не дрогнув, снести голову кому угодно, а тут беззащитные, цепляющиеся за его сапоги руки вызвали целую бурю в сердце.

Одним движением сильных рук Мансур подхватил девушку, вскинул себе на плечо. Так на азиатских базарах торговцы носят свернутые в рулон ковры. Тело девушки бессильно повисло, светлые волосы касались арены. Придерживая девушку рукой, Мансур стал медленно отступать к парапету. В его правой руке появился меч. Зрители завизжали от негодования:

– Куда он отступает? Не прячься! Мы что, пришли посмотреть на труса?!

Между тем на арене началось страшное. Львы, которых специально раздражали хлопаньем кнута, подталкивали острыми шипами и ранили зажженными стрелами, бросились на людей.

Несчастные инстинктивно вытягивали навстречу зверям руки, пытаясь хоть как-то защититься. Но что для острых хищных зубов слабые руки. Одним движением мощных челюстей рвались целые куски трепещущей плоти, вспарывались животы, вырывались сердца, печень, разгрызались головы. Летели в стороны кровавые брызги, впитывались в песок.

Взвившийся в воздух леопард молниеносно бросился на одну из стоящих на коленях женщин и, вцепившись в горло, задушил ее. Повалившись на бок и сдавливая на шее жертвы зубы, леопард бил по ее телу сильными задними ногами, и издали казалось – кошка играет.