— А как же. Он у нас пацан не простой, он у нас начальник ихнего первого отдела. Мы его щас посадим…

— Че?! В натуре, особист?! — не выдержал Евтей. — Ну… Ну ты это, электровеник!

— Че сказал? Кто он там?

— Это, как его… О, это, ФСБ — помнишь было? Сначала КГБ, а потом ФСБ? Это фээсбэшник ихний, понял?!

— Да ну на хуй!

— Спроси!

— Так, а ну заткнулись все. Слышь, парни, времени у нас немного. Щас я ему вопросы задам, какие хотите, только быстро. Вот бумажка его, смотрите, кто интересуется. И отпускаем его обратно, ему еще до снегоходов на посту топать…

Развороченная с одного края избушка, только что скрипевшая на разные голоса от десятка перетаптывающихся внутри людей, вдруг затихла, и стало слышно, как далеко на кладбище пересвистываются клесты, усыпавшие рябины вдоль центральной аллеи.

— Ну и че морды сделали? Работает он теперь у нас. По специальности, хе-хе… Серег, только не заплачь, — попытался пошутить Ахмет, но никто даже не улыбнулся. — Будет тебе сегодня хозяйка, и не одна. Будет тебе сегодня столько, что надоест. Так надоест, что будешь блевать дальше, чем видишь…

Видя, что ступор не отпускает, Ахмет сменил тон и начал инструктировать:

— Сами выдвигаемся к блоку ихнему, я его зачистил уже, но бегом бежать надо будет. Дальше не ссыте, машины по снегу тащить не придется, прокатимся мальца. На снегоходе приходилось кому?

Когда народ отошел, вопросов, которые хотелось задать языку, как-то не оказалось. Не вспоминались вопросы. Сама идея, которую они все поддержали, — «а пусть сходит приведет», казалась теперь людям одним из самых темных пятен в том месте, где до Всего Этого была совесть, и на Токаря, затеявшего все эти «пойди-приведи», смотрели исподлобья.

Проинструктировав и отпустив Райерсона, Ахмет по молчанию мужиков, провожающих угрюмыми взглядами хозяйку, сразу почувствовал, что вот теперь — все. Общий косяк сделал из Сереги и его семейников не кодло чужих, временно согнанных судьбою людей, а именно что семейку, с этой минуты имеющую позади и общую победу, и общий позор. За этот косяк они теперь будут отвечать всю жизнь. Потому что это косяк особый, его никто никогда не предъявит. …Сами себе только… — безразлично думал Ахмет. — …А, я че, я не в претензии. Будете теперь Сережке по жизни отдавать…

Мужики быстро и зло собрались, и в движениях этого многорукого существа, которым стали семейники, явно проступало жажда скорейшего боя — бой заглушит и смягчит стыд, размазанный по душе. Ахмета так никто ни о чем не спросил. Народ старался показать движухой: «Да. Обосрались. Так уж вышло… Ниче. Искупим. Ща только до этих доберемся — и искупим. Так искупим, что мало не покажется…»

Стараясь не мешаться при сборах, Ахмет отошел и присел на завалину домика и сидел, прикрыв глаз, пока его не окликнул молодой Хозяин. Пропустив тащивших пулеметы мужиков, он пристроился в хвост возглавляемой Сережиком колонны, тяжко пыхтящей по прямому следу ушедшего налегке Райерсона.

Поднимающуюся к себе Анну окружила испуганная толпа. Каждый орал что-то свое, лица людей были перекошены, но в целом обстановка пока что оставалась нормальной. Да, на грани — но еще по эту сторону грани между хаосом и порядком. Однако Анна видела, чувствовала всей кожей — это ненадолго, в глазах людей слишком много страха, и очень скоро они не смогут удерживать его. Скоро они сорвутся с нарезки — сначала кто-то один, а за ним уже все. И тогда будет то, о чем говорил Грин.

Эффект от выбитой из-под ног почвы, накрывший потерявших деньги людей, наложился на стойкое чувство брошенности. От такого люди обычно слетают с катушек, это правда. Долго ли, коротко, но конец всегда один — хаос. Если на руках у людей в такие моменты оказывается оружие, то хаос быстро перестает быть простым и становится кровавым.

…Слава богу, что на свете есть Грин… Ну вот что, что бы я сейчас делала?! — передернулась Анна, представив, как пыталась бы удержать стремительно расползающуюся ситуацию. — Металась бы, как кошка на пожаре, вот что…

Умудряясь с уверенным видом выкрикивать что-то, как ей казалось, успокаивающее, Аня пробралась к дверям кабинета и скользнула в его тихую прохладу, упираясь в дверь спиной, но кто-то все равно проталкивался в щель, корчась и шипя от натуги. Когда дверь захлопнулась, срезав остроту шума, Аня с облегчением обнаружила, что втиснуться вслед за ней смог только начальник военной полиции, как-то прорвавшийся сквозь галдящую за дверями толпу.

Шлепнувшись в кресло, тучный ирландец сразу потянулся за салфеткой и принялся обтирать жалобную гримасу. Аня попыталась вдолбить ему необходимость собрать весь личный состав в кучу, но Ширc почти не слушал ее — ему наконец-то стало поспокойней, ведь нашелся начальник постарше, которому можно вывалить все свои горести.

— …смотрите, Ширс, люди сейчас напуганы. Им надо дать понять, что контроль не потерян, что надо держаться вместе и не паниковать.

— И как вы этого добьетесь, хотел бы я знать? Да тут все словно с цепи сорвались! Пока вы ездили, вы знаете, что тут устроили охранники Pipeline Watch? Пытались влезть в вертолет, пришедший за этими фрогами из Framatom! — причитал Шире, словно не ничего слыша.

— И что? — повелась на ненужное Аня, сломленная слезливым напором.

— Как «что»! Фрогз, ублюдки, начали стрелять — представляете?!

— По людям? — машинально удивилась Аня, прислушиваясь к удаляющемуся от ее дверей галдежу: видимо, людской кисель нашел себе новую точку кристаллизации.

— Слава богу, нет, поверх голов. Но сам факт — вы можете себе это представить? Кто они такие, в конце концов, эти фроги, чтоб стрелять в американских граждан?!

— А чем занимались вы с вашими эмпи? И где Райерсон, почему он не обеспечивает порядок?

— Мои парни едва обеспечивают бары и административное здание! В смысле, этажи! А эти разъевшиеся морды, наши хваленые марине, только и знают, что сидят в своей fucking караулке и твердят, что все вопросы к их Грину, a fucking Грин уехал с вами! И fucking Райерсон где-то шляется, совсем забил на службу, черт бы его побра…

— Отлишно. Поподробнее в этом меште, миштер Ширс, — холодно процедил Райерсон, без стука входя в кабинет Ани и останавливаясь рядом с креслом начальника МР, начавшего растерянно подыматься.

Аня заметила, до чего же толстяк боится мрачного аэнбэшника.

— Райерсон, что с вами? — охнула Аня, заметив состояние его физиономии. …Господи, кто ж его так? Ни одного переднего зуба… И руку где-то повредить успел…

— Я… — открыл было трясущийся рот МР, но Райерсон каким-то хитрым движением ткнул его в район пухлой талии, и толстяк мокрой тряпкой стек обратно в кресло, задыхаясь и выпучив глаза.

— Так, Райерсон! Давайте обойдемся без насилия, О'кей?

— Не обойдемша, миш Соассеп. Угроза yellow, если не orange. Пусть шкажет шпашибо, что я не швернул ему шею. «Обешпечивают», смотри-ка… Шидят в баре и корчат из шебя Джонов Уэйнов! В каналижашию, Ширш, вы поняли? Все до капли! Ижвините, мишш, минутку… Так, Шире, вас ожнакамливали с инштрукшией по порядку дейштвий в угрожаемом шоштоянии?