Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Точно не как журналистка. — Он откинулся на мягкое кожаное сиденье. — Как моя девушка, разумеется.
Я молчала, пытаясь переварить все, что услышала. Как его девушка, да? То есть вот так вот без подготовки заявить всем, что мы вместе?!
— Василиса? — негромко спросил он, но в голосе уже чувствовалось нетерпение.
— Как твоя девушка? Но мы только начали… только решили…
— То есть как жилы из меня тянуть, чтобы интервью получить, так тебя ничего не смущало? Всего полчаса, потом поедем ужинать.
— Я даже маме про тебя ничего не сказала толком, — вырвалось у меня. Потому что я прекрасно понимала, что будет, если все увидят нас вместе. Там же будут десятки журналистов! Я внутренне застонала. Какая злая ирония!
Кощей тихо засмеялся.
— Василиса, все хорошо. Там будет много людей. Но, если хочешь, можешь делать вид, что меня не знаешь. Если тебе так будет спокойнее.
Я покосилась на Кощея. А он вдруг взял мою ладонь в свою и поднес к губам. А потом переплел наши пальцы и не отпускал руку. Так и ехали всю дорогу. И молчали.
Подъехать к нашему музею современного искусства оказалось не так просто — на внутреннюю территорию пропускали только по приглашениям, но, как часто это бывает, об этом мало кто знал, поэтому припарковаться прямо у самого входа хотели многие. От этого и толкучка.
— Олег Константинович! Не знаю, сколько мы здесь еще простоим. — До меня донесся расстроенный голос водителя. — Если вы опаздываете, не гарантирую, что за пять минут управимся.
Бессмертный согласно кивнул и посмотрел на меня.
— Идем!
— Да!
У входа стояли люди, похоже, и у пеших гостей были проблемы.
— Перекрыли все, сволочи! — шипела какая-то женщина, которую я случайно локтем задела. — Из-за мэра, наверное, вот и не пускают никого.
— Держись за меня, не убегай никуда, ладно? — обеспокоенно сказал Кощей, который тоже не ожидал такого беспредела на входе.
— Не собиралась совсем ни разу. Только мы вряд ли внутрь попадем.
— Попадем!
И попали ведь. Всего через пять минут. Просто Олег кому-то позвонил, и тут же рядом появился как-то предупредительный молодой человек, который вывел нас из толпы и отвел к малоприметной двери с торца здания.
— Ты в порядке? — Кощей с беспокойством оглядел меня, пока я снимала с себя пальто. — Я уже пожалел, что мы приехали. Обещаю, мы здесь ненадолго.
— Олег Константинович, очень хорошо, что вы смог… ли приехать, — Лада запнулась, увидев меня рядом с Кощеем. Но тут же на ее лице снова появилась дежурная улыбка. — Добрый вечер, Василиса. Мэр уже здесь, через десять минут должно состояться официальное открытие. Но организация тут ужасная!
— Спасибо, Лада! Мы скоро подойдем.
Пиарщица постояла с нами рядом еще пару секунд, а потом, словно вспомнив о чем-то важном, куда-то ретировалась.
— Готова? — Олег по-хозяйски положил руку на мою талию и поправил прядь моих волос. — Пойдем тогда?
— Конечно! — Я улыбнулась, хотя внутри все дрожало от волнения. А может, зря психую? Тут столько людей, не факт, что нас заметят.
— Вперед! — скомандовал Кощей и повел меня сквозь толпу празднично одетых людей к большой широкой лестнице.
Я сделала вслед за ним всего несколько шагов, как услышала за спиной удивленное:
— Ва-а-ася?
Голос Кати Ивлиевой.
— Олег Константинович! — воскликнула она, заметив за моей спиной Бессмертного. — Добрый вечер!
— Добрый вечер! — Олег обернулся на ее голос. — Лада Кулакова где-то здесь и с удовольствием ответит на ваши вопросы. Василиса, мы опаздываем.
Не знаю, что в этот момент было изображено на лице Катьки, но точно знаю: разговоров и расспросов завтра мне не избежать!
Мэр и правда уже вещал о том, какая это честь для города — показать всем желающим работы великих художников. Ему громко хлопали, он улыбался, продолжал что-то говорить. Я малодушно порадовалась тому, что сейчас не на работе и мне не нужно вслушиваться в каждое слово, записывать, думать, как писать заметку…
Мы с Олегом скромно стояли у стены и тихо переговаривались. Точнее, Бессмертный кратко рассказывал мне, кто такие примитивисты.
— Это что такое за искусство? — не выдержала я. — Не понимаю, мне кажется, так любой сможет нарисовать.
— Не нарисовать, а написать, — вздохнул Олег. — Это во-первых. А во-вторых…
Он не договорил, потому что у девушки, стоящей перед нами, громко заиграл рингтон на телефоне. Забавно было услышать в музее «Миллион алых роз» в исполнении Егора Крида. Красивая, но очень грустная песня.
— Кстати… — усмехнулся Олег, когда снова стало тише. — Ты знаешь, эта песня имеет прямое отношение к тому, почему мы здесь.
— В смысле?
Прямо напротив меня, метрах в пяти кучковались коллеги — семь-восемь журналистов из дружественных и не очень изданий. Они оживленно перешептывались, держа в руках диктофоны, а еще активно озирались по сторонам, явно выискивая себе жертв, в смысле випов, у которых можно было бы взять комментарий. Меня и Бессмертного пока не видели, но это всего лишь вопрос времени. Я повернулась к ним спиной и, взяв Олега за локоть, чуть отвернула его от толпы.
— Так при чем тут песня? Мама всю жизнь фанатеет от Пугачевой, я с пеленок наизусть стихи знаю.
— Это стихи Андрея Вознесенского, — пояснил Олег. — В их основу легла история любви Нико Пиросмани, самого известного грузинского художника в мире.
— Правда? — Вот тут я действительно заинтересовалась. — Ты хочешь сказать, что «продал художник свой дом» — это не образное выражение?
— Совсем не образное. В начале двадцатого века в Тифлис, где жил Пиросмани, с гастролями приехала французская певица и актриса, ее звали Маргарита де Серв. Это достоверная информация, Василиса, проверенная, не слухи.
— А дальше? — нетерпеливо спросила я, пропустив мимо ушей явный стеб в адрес моей профессии.
— Он влюбился в нее, — просто сказал Олег, а у меня почему-то сердце защемило. — Это была любовь без взаимности. Большая любовь, Василиса. И он действительно продал свою харчевню для того, чтобы утром заполнить цветами улочку перед гостиницей, в которой жила Маргарита. В песне поется про алые розы, но на самом деле цветы были разные: пионы, лилии, сирень…
— А потом? — В горле предательски запершило.
— Доподлинно не известно. По одной версии, они тогда встретились, по другой — Нико подарил ей цветы, но сам не пришел к гостинице. Она уехала из Грузии через несколько дней, они больше никогда не виделись. А через несколько лет он написал свою знаменитую картину «Маргарита». Пиросмани был бедным художником, — немного помолчав, добавил Олег. Я ловила каждое его слово. — Часто писал картины просто за еду. И умер от голода и болезни. До сих пор не известно, где его могила. Всемирную известность он получил уже после смерти. Пиросмани — один из самых великих примитивистов. И оказал огромное влияние на картины тех художников, которые ты сейчас здесь видишь… Василиса? Ты плачешь?