Когда директору доложили о прибытии двух господ, он сразу понял, что Моран привел Рахумовского, как обещал, и кивнул гостям.

– Надеюсь, у вас есть план, как заставить этого мастера сказать правду, какой бы она ни была?

Профессор и его ученик наклонили головы. В то же мгновение в дверь постучали, и пронырливый Эжен, которого профессора и директор терпеть не могли, ввел в кабинет высокого худощавого мужчину в круглых очках.

Израиль был бедно одет: черный костюм лоснился, брюки пестрели пятнами, которые его жена, вероятно, уже не могла отстирать. Ботинки следовало тоже поменять, они наверняка пропускали влагу в дождливые дни. И это великий мастер, как утверждал один из одесситов? Что-то не верится.

– Господин Израиль Рахумовский, – представил его Моран и замолчал, не зная, о чем говорить, и справедливо рассудив, что дальше за него скажут другие.

Директор Лувра указал Израилю на стул:

– Присаживайтесь, господин Рахумовский. Признаюсь, мы ждали вас с большим нетерпением.

Ювелир как-то опасливо примостился на краешке стула и снял очки. Умные черные глаза поразили и директора Лувра, и Ле Клерка.

– Вы утверждаете, что изготовили тиару? – начал профессор, не сводя с него взгляда. – Это правда?

Израиль, застенчивый от природы, уже пришел в себя и довольно уверенно произнес:

– Да, это так.

– И вы можете это доказать?

Эти слова смутили бы кого угодно, но не Рахумовского.

– Я не совсем понимаю, как должен сделать это, – сказал он вежливо, бросив взгляд на переводчика, ловившего каждое слово. – Но если господам будет угодно, они скажут, как это возможно, и я действительно все докажу. Впрочем, кое-что у меня с собой.

Из потрепанного портфеля ювелир вынул модели и рисунки формы тиары.

– Вот, прошу вас.

Ле Клерк и Мартье впились в рисунки глазами. Да, это она, тиара, однако все это не доказательства.

– Скажите, вы хорошо знаете древнегреческую мифологию? – поинтересовался Ле Клерк. – Наши ученые спорят о том, могла ли богиня победы увенчать лаврами скифского царя. На вашей тиаре она как раз делает это. Чем вы руководствовались, когда чеканили такие рисунки?

Израиль растерянно заморгал. Он понятия не имел, кто такая богиня Ника и для чего ей понадобилось венчать кого-то лавровым венком. Шепсель принес ему рисунки – и он сделал все в точности, как просили.

– Как по-вашему, – от профессора не ускользнуло его замешательство, – подлинная тиара действительно в Ольвии где-нибудь под землей или ее следует искать на территории Тавриды, где-нибудь в скифских курганах?

Рахумовский продолжал молчать.

Мартье, вмешавшись, задал еще несколько вопросов по археологии и истории и посмотрел на своего учителя. Израиль оказался невежественным до удивления. И такой человек смог создать настоящее произведение искусства? Да быть не может!

Директор Лувра понял, что господа сомневаются в таланте мастера, и радостно потер руки.

– Я вижу, вы не доверяете мне, – произнес Рахумовский и сверкнул черными глазами. – Но, клянусь, господа, это моя работа. Верно, я ничего не смыслю в мифологии, но меня и не просили пополнить образование – просто дали рисунки, которые я добросовестно скопировал – вот и все.

– Допустим. – Ле Клерк тряхнул бородой. – А смогли бы вы изготовить фрагмент тиары прямо сейчас? Предупреждаю, господин Рахумовский, что вы вправе отказаться. Но, как вы понимаете, только это докажет, что вы великий мастер и это ваша работа.

На его удивление, Израиль встал и поклонился.

– Когда вам будет угодно, – спокойно ответил он.

Профессор, ученик и директор переглянулись.

Ле Клерк взял со стола давно заготовленный золотой лист и коробку с нужными инструментами и отдал их Израилю.

– Надеюсь, вы на нас не обидетесь, если мы закроем вас в мастерской? – спросил он и улыбнулся уголками губ.

– Разумеется, копию тиары и чертежи мы вам не дадим, – вставил довольный Мартье, – вам придется работать по памяти.

Израиль пожал плечами и повторил:

– Как вам будет угодно.

Эта фраза заставила директора Лувра занервничать. Высокий одессит не был похож на сумасшедшего, но говорил как сумасшедший, и это его пугало.

Черт возьми, может быть, он действительно изготовил проклятую тиару?

Он с тревогой смотрел, как Ле Клерк взял ювелира под руку и повел в мастерскую, а потом, оставив беднягу там вместе с материалом и инструментами, довольный, вошел в кабинет.

– Вы думаете, он не причастен к изготовлению короны? – спросил директор с надеждой, которая слабым огоньком еще теплилась в груди.

Ле Клерк захохотал так, что его окладистая борода затряслась:

– Кто, этот несчастный еврей из Одессы? О, мой бог! Да он невежествен, почти неграмотен и не способен изготовить ничего путного. О древнегреческой мифологии этот Израиль имеет самое общее представление. Он слышал о ней – и все, понимаете? Он ничего не знает ни о богах, ни о героях, ни тем более об их жизни. Кроме того, он понятия не имеет об археологических открытиях.

– Значит, – директор немного повеселел, – он не справится с этой работой?

– Ни в коем случае, – заверил его профессор. – Это обычный шарлатан. Я слышал о его родном городе. Там мошенники сплошь и рядом. Спросите любого русского об Одессе – и он подтвердит мои слова.

Директор Лувра улыбнулся, но облегчения не почувствовал. Мысль о том, что скандала не избежать, что игра в подлинники и подделки зашла слишком далеко и он зря не прислушивался к советам экспертов из разных стран, писавших ему, сверлила мозг.

Он вспомнил одно из писем, от коллекционера и вице-президента музея из России Штерна, которое бросил в корзину.

Тот тоже уверял его, что корона поддельная, однако директор решил продолжать грести деньги на скандале с тиарой и отмел в сторону все разумные доводы.

– Думаю, пока мы вам не нужны. – Ле Клерк поманил Мартье, и они направились к выходу.

Директор засеменил за ними, надеясь пройтись по залам и забыть о проблемах, отдыхая с великими произведениями искусства.

Париж, 1903 г.

Известные ученые ошиблись и на этот раз. Израиль через день представил на их суд фрагмент тиары и сказал, из какого сплава изготовлена настоящая корона, вернее, не совсем настоящая.