Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И приземлился на ноги, эффектно раскручивая над головой меч.
А вот это он зря! Нечего выпендриваться, чай, не на параде…
Баурджин просто с силой вытянул вперед саблю… Удар! И сразу – клинок резко верх…
Меч самурая птицей вспорхнул в воздух и ткнулся лезвием в снег метрах в пяти от сражавшихся.
– Ну, что? Допрыгался, черт вертлявый?
Самурай не сдавался!
Безоружный, он отскочил назад, подпрыгнул, сделав руками странные резкие пассы, закричал…
Баурджин знал – многие самураи владеют приемами борьбы. Правда, не очень-то она катит не то что против сабли, а даже и против красноармейского штыка в умелых руках.
Нойон чуть ослабил кисть, поводя у земли острием сабли, глядя как бы сквозь врага. И ждал… Ну, давай, давай, прыгни!
Японец оказался умен. Внезапно отскочив в сторону, бросился к лесу… Откуда сразу же вылетела стрела. Баурджин, в принципе, и ожидал чего-то подобного – а потому, не будь дурак, живо распластался в снегу.
Ну да, конечно, Кара-Мерген не один. Ай, как скверно получается. Теперь ведь уйдет, собака!
Нет, не уйдет! Не может самурай уйти, не отомстив.
Ага, вот, возвращается. Не один – с ним еще двое. Ну-ну…
Баурджин давно уже приметил валявшийся у россыпи камней пистолет, подобрал. Тип-21, фирмы «Намбу». Надежная штука. Жаль, патронов… Всего один… Ладно!
Баурджин вытянул руку, прицелился, но выстрелить не успел – все трое вдруг споткнулись, почти одновременно, и дружно упали в снег.
Что еще за хитрость?!
Нойон осторожно подполз к врагам и вытянул шею. Лежат, не шевелятся, словно мертвые. Ну, конечно, мертвые – у каждого между лопатками торчит стрела! Кто-то метко стреляет!
– Ну, вставай уже, – закинув за спину тяжелый боевой лук, из-за деревьев показалась девушка в теплом зимнем дээли, но без шапки. Черные как смоль волосы ее падали на плечи, изумрудные глаза сияли, а смуглое личико прямо-таки светилось довольством и счастьем.
– Гуайчиль?! Ты как здесь? Ты же мне обещала вернуться в свое кочевье!
– Расхотела! – Девушка озорно улыбнулась. – Да и что мне там делать? Подумала вдруг – пойду-ка, присмотрю за тобой, может, чем помогу? А раз голубых ленточек у меня уже нет, так я пошла не впереди, а сзади.
– Ловко ты шла. – Баурджин перевернул убитого самурая лицом вверх. – Не заметил.
– Ну, еще бы заметил, – весело рассмеялась Гуайчуль. – Я же – охотница! А ты – степной князь. Знаешь что, Баурджин… – подойдя ближе, она вдруг обняла нойона и потерлась щекою. – Я хочу быть с тобою, нойон. Нянчить твоих детей, родить от тебя, и…
– Ох, девушка… – князь не знал, что и сказать. – Вообще-то, шла бы ты лучше в свое кочевье. Ну, хотя б до весны, а?
Гуайчиль грустно улыбнулась и, поцеловав любимого в губы, побежала обратно в лес. Где-то за кустами, как видно, почуяв хозяйку, обрадованно заржала лошадь.
– Ну, вот, наконец-то послушалась, – сам себе сказал Баурджин. Потом постоял немного, помолчал и, качнув головой, добавил: – А может, обиделась…
Обойдя убитых, он поднял голову и прислушался: грохот копыт стоял в долине, и громовое «Хур-ра!» разрывало небо – то шли в бой воины Темучина. И по-прежнему мела метель.
Если ханша благоденствовать будет,
Сидя в дверях своей юрты,
То и муж у нее благоденствовать будет.
Л. Данзан. Алтан Тобчи
В голове шумело от выпитой накануне арьки, степь вокруг колыхалось, словно разноцветное травянисто-цветочное море, и одуряющий запах трав, казалось, делал затянувшееся похмелье еще более жутким. Арька, конечно, была, полные бортохо, побратим-анда Кэзгерул Красный Пояс уж не пожадничал, налил в дорогу. Лучше б кумыса налил, тоже еще, друг называется!
Повернув голову – показалось, что прямо со скрипом! – Баурджин посмотрел на едущего рядом Гамильдэ-Ичена:
– Э, Гамильдэ… У тебя в бортохо что, арька?
– В одной – арька, – юноша спрятал улыбку, – а в другой еще не смотрел.
– Так посмотри, не томи душу!
Баурджин скривился и завистливо вздохнул: хорошо Гамильдэ-Ичену, он вчера много арьки не пил, не то что некоторые… А и как же не выпить? Такое дело сладилось, помолвка! Дочку, Жаргал, за младшего сына Кэзгерула – Кичмук-Кару… можно сказать, почти замуж выдал. Жаргал – полтора года, Кичмук-Каре – два. В самый раз! Лет тринадцать пройдет – можно свадьбу играть. Ух, и славная же будет свадьба!
– Кумыс, князь! – подъехав ближе, обрадовал Гамильдэ, протянул флягу.
Баурджин жадно припал губами и долго пил, так что кислый напиток стекал по подбородку на парадный белый дээл с вышитыми голубым шелком узорами.
Ах, хорошо! Полегчало! Хоть и говорят, что пивом – в смысле кумысом – голову не обманешь, а на арьку чего-то не тянуло больше. Перепили вчера…
Отпившись кумысом, Баурджин повеселел и даже затянул песню – протяжную уртын дуу:
– Еду, еду, еду я-а-а-а!!!
Ехавшие позади воины переглянулись и тут же принялись подпевать, довольно так, громко. А как же – доволен князь, довольны и воины!
– Еду, еду, еду, я-а-а-а…
Степь, разноцветная весенняя степь расстилалась кругом, радостными осколками солнца желтели одуванчики, пастушьи сумки щекотали подбрюшья коней, а на склонах сопок безудержно цвели ирисы. Слева заблестела река, и нойон бросил петь, улыбнулся – скоро. Скоро и дом – богатое кочевье, уютные белые гэры, любимая жена – красавица Джэгэль-Эхэ, сынишка Алтан Болд и дочка Жаргал – «Счастье». Вчера помолвленная.
– Как думаешь, Гамильдэ, примет Темучин под свою руку Игдоржа?
– Думаю, примет. – Юноша почесал голову. – Джиргоадая ведь принял? Хоть тот и подстрелил под ним коня.
Баурджин хмыкнул:
– Джиргоадай – другое дело. Храбрец и сорви-голова, хан таких любит. Знаешь, как его прозвали?
– Знаю – Джэбэ, стрела, значит. Да уж, что ни говори – лихой парень. Иное дело Игдорж…
– Вот и я о том же.
– Игдорж умен и умеет хорошо делать свое дело. Об это все знают
– Ну, положим не все, – усмехнулся нойон. – Пока только мы с тобой. А ты его так ценишь, верно, за то, что он помог тебе разыскать Боргэ?
Гамильдэ-Ичен сжал губы:
– Помог, скрывать не стану. Признаться, без его помощи я бы долго искал Боргэ у тайджиутов. До сих пор бы, наверное, искал.
– Э, юноша! – Князь шутливо погрозил пальцем. – Когда ж погулеваним на твоей свадьбе?
– Так осенью!