Степан тоже направился к выжившему. Рука не выпускает меч, бородач бросает по сторонам настороженные взгляды. Растрёпанные волосы торчат патлами, но глаза смотрят остро. Он крутит головой, прислушиваясь к каждому шороху.

Обернулся – кобылица мерно щиплет траву. Судя по спокойному виду, вовсе не собирается убегать, хоть и явно с норовом. Степан отметил, что у неё даже для лошади гордый и независимый вид, словно одним своим присутствием делает одолжение.

Таргитай присел возле светловолосого воина. Беглого взгляда хватило, чтоб понять – раны смертельны.

Увидев перед собой человека в безрукавке из волчьей шкуры, он слабо улыбнулся.

– Кто ты и что за битва случилась? – спросил Таргитай, глядя в его бледное лицо.

Подошёл Степан, встал рядом. Одним движением бросил меч обратно в ножны.

– Я… Богдан, – проговорил раненый едва слышно и тут же закашлялся. Изо рта со слюной брызнула кровь. – Я возвращался с царской службы в родное село, когда напали яшканцы…

– Соседи? – спросил Таргитай, охнув.

Богдан с трудом кивнул.

– Они… за лесом… Раньше нападали редко… а мы всегда давали сдачи.

– Чтоб одно село шло с грабежом на другое? – мрачно усомнился Степан, глядя с недоверием. – Вы все под рукой Алкедона. Он рассудит и накажет виновных!

Обескровленные губы дрогнули, воин снова закашлялся.

– Царю сейчас не до нас… он собирает войска… для похода на Куявию! Я шёл домой лишь на пару дней перед походом… Да и вообще… ему не до мелких деревень… Поэтому они и нападают время от времени… Я и остальные мужики отбивались… Каждый выживает… как может… А нашему князю и подавно на нас наплевать.

– Ты положил столько воинов? – спросил Степан, посмотрев на разбросанные вокруг трупы, глаза едва не полезли на лоб. – Один?

– Я… с мальства наделён могучей силой… – прошептал Богдан. – Всегда мечтал употребить на благо родной земли…

Он посмотрел на Таргитая. На лице певца проступило сочувствие, он закусил губу.

– Так нельзя, – проговорил невр, сокрушённо качая головой. – Когда уже перестанут убивать друг друга зазря!

– Почему зазря? – пожал плечами Степан. – Он же родное село защитил.

Таргитай вскинул голову, и бывший разбойник отшатнулся, узрев искажённое горечью лицо друга.

– Они соседи! – воскликнул дударь. – Если воевать, то с захватчиками! Кто приходит с мечом, от меча и погибает! А когда воюют два соседних села… Они должны вместе отгонять волков от своих стад! Вместе сеять и жать! Помогать строиться после пожаров!

Степан вдруг указал на изменившееся лицо воина. Богдан смотрит на Таргитая со странной радостью. Лик умирающего просиял, губы расползлись в слабой улыбке. Он что-то прошептал, но так тихо, что Таргитаю пришлось нагнуться едва ли не к самому рту.

– Что ты сказал?

– Сварог… – прошептал Богдан едва слышно, и Таргитай услыхал, как медленно и слабо, всё тише бьётся сердце деревенского героя. – Благослови… Прими в вирий или укажи дорогу к Ящеру…

Он умолк, замер с остекленевшим взглядом. Черты лица заострились, кожа приобрела сероватый оттенок.

– Пошли, – позвал Степан, положив ему на плечо ладонь. – Здесь уже делать нечего. Пусть вороны устроят тризну. А нам надо передохнуть да скакать дальше.

Таргитай медленно поднялся. В небе уже в самом деле кружат чёрные точки. Некоторые вороны, самые нетерпеливые, уже опустились на зарубленные тела и начинают долбить клювами глазные яблоки. Косят блестящим глазом на двух живых людей и продолжают клевать мёртвых.

– Надо проводить их достойно! – сказал Таргитай твёрдо. – Нечего оставлять падальщикам!

Хмурый взгляд устремлён в небо, где ярко-красное солнце скрылось уже наполовину.

Вороны резко начали спускаться, садясь на убитых, оглашая воздух карканьем и хлопаньем крыльев.

Пока рубили толстые ветки и мелкие сухие деревца топорами, взятыми у мертвецов, солнце целиком опустилось за виднокрай. Огромный костёр развели уже в темноте. Степан торопился скорее закончить. Таргитай работал размеренно, без спешки, погружённый в тяжёлые думы.

Пламя ярко и щедро пылает, поглощая убитых. Ярко блестят в костре лезвия топоров и мечей, полыхают щиты.

Богдана положили на самый верх, на гору из убитых воинов. Пламя ещё не успело подобраться, и ветер треплет его светлые волосы. Снизу ревёт, поднимаясь всё выше, раздуваемый ветром огонь. Вскоре в бушующей оранжевой завесе скрылся и павший герой.

Разгоревшийся костёр полыхает высотой в человеческий рост. Оранжевый свет щедро разгоняет темноту, затмевая звёзды и бледно-жёлтую луну. В небо летит множество искр, похожих на светлячков. Устремляясь к чёрному звёздному куполу, они гаснут и исчезают навсегда.

Глава 4

Сивка-Бурка несла их ещё несколько дней. Даром, что мчалась по воздуху во весь опор, – горы, казалось, так и застыли где-то на краю света.

Лишь проведя в дороге ещё два дня, невр со Степаном заметили, что горы, похожие на гигантскую стену в зазубринах, постепенно сделались ближе. Ещё через три дня увеличились настолько, что закрыли собой полмира.

К вечеру восьмого дня они, наконец, достигли подножия. Сивка-Бурка грациозно спустилась с небес на каменистую, поросшую жёсткой травой землю.

Таргитай со Степаном, уже привыкшие к такому способу перемещения, приловчились и спокойно соскочили на землю. Бывший разбойник ещё иногда кривился от боли в натёртой промежности, а Таргитай вёл себя так, словно всю жизнь только и делал, что скакал на коне высоко над землёй.

– Где теперь искать этого волка? – проговорил Степан, с неудовольствием глядя по сторонам. – Проклятые горы, ещё с прошлого раза у меня в печёнках сидят. Тогда у меня голова разболелась и кровь носом пошла.

– Заночуем там! – сказал Таргитай бодрым голосом и ткнул пальцем в раскинувшуюся невдалеке деревеньку. – А утром уже начнём поиски.

Горы вокруг стоят могучие и величественные, точно великаны, обращённые неведомой магией в камни. В небе разлиты багровые и золотистые краски, словно там разбились два огромных кувшина – один с вином, другой с мёдом, и они теперь перемешались и текут по небесному своду.

Таргитай поправил за спиной Меч. Знаком велев кобылице идти следом, направился в сторону деревни. Степан молча пошёл рядом.

– Эх, красота, – сказал Таргитай с грустью. – Всё спешим куда-то, спешим. Некогда остановиться и посозерцать это диво, на дудочке поиграть.

Степан пожал плечами. Вид у него хмурый. Вся безграничная радость, что он испытывает от этого путешествия и скачки на Сивке, буквально читается на лице.

– Если хочешь опять спать на голой земле у костра, – проворчал он, – оставайся и дуди, сколько влезет. Ночи в горах холоднее. Пока будешь морозить тут сопли и забивать ими дудку, я переночую на постоялом дворе. Отъемся и отдохну. А ты – приходи завтра.

Таргитай ахнул.