– Не спится, Алексей Никифорович? – негромко, чтобы не нарушать ночную гармонию, произнёс Николай.

– Да вот решил, пока Марфа и Никитка отдыхают, с тобой поговорить.

Алексей Никифорович немного помолчал. Посмотрел на яркую луну, висящую вдали над рекой чуть ли не у самой кромки земли, и отчего-то смущённо произнёс:

– По возвращении из Москвы как-то сразу не получилось нам с тобой откровенно поговорить. Всё времени никак не могли найти. Всё дела да дела, – Алексей Никифорович снова приумолк. Видно, собирался с мыслями. – Лена тебе передавала большое спасибо за себя и в первую очередь за мать. Дом они в Рязани купили. Хороший, большой и тёплый. Лена мне рассказала, как ты в последний свой визит к ней очень крепко отругал её за мать. Сначала она обиделась, а теперь благодарит тебя! Иногда человеку очень нужен внешний толчок, чтобы он понял, что живёт не совсем так, как нужно. Иначе такой человек как поезд без машиниста, будет переть вперёд по рельсам, пока не врежется во что-то или пока топливо у него не закончится. Кстати, тех денег, которые ты ей тайком оставил в коридоре, как раз хватило и дом купить, и обставиться. Теперь Татьяна Михайловна с Леной в новом доме живут вдвоём и на тебя молятся.

– А как же служба в МУРе? – удивился Николай. – Лена же на хорошем счету была. Перспектива роста неплохая, а для Александра Сергеевича она прямо как родная дочка.

– Лена подала рапорт о переводе в Рязань по семейным обстоятельствам. В Рязани тоже криминалисты нужны. Так что работы ей и там хватит. Да и Татьяна Михайловна в последнее время что-то хворать стала. Ей присмотр нужен.

Алексей Никифорович отвернулся так, чтобы Николай не видел его глаз. Но тот понял его состояние. После стольких лет скитания в чужих временах найти родных людей.

– Так получается, что Лена – твоя дочь? – догадался бывший опер.

– Да, Николай, ты прав. Лена – это моя дочь, а её мать, Татьяна Михайловна, – моя бывшая невеста. Та самая, с которой мы договорились, что поженимся, как только я вернусь из Афгана. Лена рассказала мне, что Таня так и не вышла замуж. Родила её, сама воспитала и до сих пор меня ждёт. Даже несмотря на похоронку, Таня до сих пор верит, что я жив и обязательно должен вернуться! – с трудом произнёс последние слова Алексей Никифорович и с какой-то обидой в голосе продолжил: – А я сижу здесь, в степи у костра, за сотни лет от человека, который до сих пор меня помнит и любит. Понимаешь, Николай? Таня до сих пор меня любит и ждёт домой! Ведь сколько лет после Афгана уже прошло! Просто с ума сойти можно! А она всё ждёт! Лена сказала, что через своих знакомых сможет нам с Андреем сделать документы. Офицерские книжки у нас сохранились. Все данные в военном архиве есть. Так что оформят нас с Андреем как вернувшихся из афганского плена фронтовиков-десантников. Вот такие дела.

– И что ты решил делать?

– Ты меня прости, Николай, но судьба дала нам с Таней второй шанс быть вместе! Другого шанса у нас с ней уже не будет! Так что доведу до Москвы петровское посольство и к своим в Рязань подамся! Ежели что, ты к нам Марфу и Никитку отправляй. Сами устроимся и им документы выправим. Сам знаешь, за деньги многое можно сделать. В нашем времени Марфе и Никитке всё-таки спокойнее будет, да и не за горами время, когда Никитка в школу должен будет идти. Не в петровские же времена его в школу отдавать!

– Я тебя хорошо понимаю, Алексей Никифорович и поэтому не могу держать подле себя, но моя дорога теперь лежит на Урал. Вот тогда Марфу и Никитку и отправлю к вам, чтобы спокойнее по горам и тайге шастать! – ответил Николай и увидел в глазах Александра Никифоровича, этого сурового человека, прошедшего не одну баталию, видевшему множество смертей, скупые мужские слёзы. Николай всё понял и тут же попытался сменить тему разговора: – А Лена поверила, что мы были в другом времени?

– Она видела, как мы с Марфой и Никиткой уходим через стену – обратно в прошлое. Так что не поверить в реальность происходящего у неё на глазах было довольно сложно.

– И получается, что Лена теперь знает, кто такая Марфа? – не глядя на Алексея Никифоровича, глухо спросил Николай.

– Ты, Николай, сам ей должен был об этом рассказать, – как-то удивительно мягко и без обвинительного пафоса, хотя и имел на это полное право, ответил Алексей Никифорович. – Ну да ладно, не переживай ты так! Будем считать, что я выступил в роли твоего адвоката. Но за Марфой и Никиткой ты пока уж смотри в оба! Марфа тебя очень любит, а Лена… Мне кажется, что она больше привыкла к тебе просто как к человеку, который был постоянно с ней рядом. Решал за неё проблемы. В общем, нянькой был. Она и сама это поняла. Ещё найдёт того, кого полюбит по-настоящему. Ты очень долго был с ней рядом. Эдакий образец геройского парня. Вот она и возомнила, что восхищение человеком – это любовь. Мы частенько с ней общались, разговаривали обо всём и старались быть друг перед другом предельно честными и откровенными. Мне кажется, что она потихоньку начинает себя понимать. Лена теперь знает, где ты находишься и то, что Марфа – твоя жена, а Никитка – ваш сын. Ей поначалу было очень трудно воспринять то, что у неё появилась сестра, которая живёт в другом времени. Но русские так устроены, что пока сами не пощупают, не поверят. К концу нашего пребывания в Москве Лена и Марфа между собой даже очень подружились, а Никитка для Лены стал как родной сын. Видно, зов крови – всё-таки могучая вещь. Она просила Марфу поговорить с тобой, с тем чтобы ты отпустил их в Рязань, а когда только сможешь, приехал сам. Татьяна Михайловна тебя тоже очень ждёт. Она тебя помнит и только хорошее о тебе говорит. Да мы все тебе благодарны и будем очень рады видеть тебя у нас дома. Места у нас для всех хватит. Дом-то у нас получился большой, двухэтажный. Спасибо тебе, что не бросил моих, помогал чем мог. Лене одной, без тебя, в этой огромной Москве было бы очень тяжело. С её доверчивым характером она могла и пропасть. Лена хоть и внешне колючая, но внутри очень ранимая, а таким людям тяжело без доброй поддержки. Легко могут сломаться.

– Спасибо тебе, Алексей Никифорович! От всей души спасибо! – искренне произнёс Николай и крепко обнял тестя и друга, настоящего боевого друга, с которым прошли огонь, воду и медные трубы.

– Не за что, Николай! Для меня что Лена, что Марфа – это мои кровные дочери, и я хочу, чтобы они обе были счастливы. Да и ты для меня стал родным человеком, и я всегда буду рад тебя видеть!

Алексей Никифорович резко прервал рассказ, тяжело вздохнул, но затем, с трудом выговаривая слова, продолжил:

– А вот Андрею даже не знаю, как и сказать. Лена подняла архив. Оказалось, что сын Андрея погиб во вторую чеченскую войну. Тоже был десантником. Сержантом. Командовал отделением разведки. Погиб в засаде. Кто-то там наверху настучал о выходе его группы. Всех ребят чечены тогда положили. Ни один из них не выжил. Это аккурат перед самым подписанием мира случилось. А Людмила Витальевна после похорон сына стала очень быстро сдавать и вскоре умерла. Она тоже одна сына растила, и с моей Татьяной они были близкими подругами. Даже родили они почти разом. Всего-то день разница. Думали, что дети вырастут, поженят их. Радоваться за них будут, но, видно, не судьба. Так что теперь, кроме нас с тобой, у Андрея Яковлевича никого на всём белом свете не осталось…