когда мог. Повиновение и порядок решают все, говорил он. Повиновение и порядок.

Дел у короля было столько, что он не покладая рук работал с восхода до заката и даже так успевал не все. Но и он признавал, что самые жаркие дневные часы невыносимы для любого. Надо пользоваться пребыванием в Акре, объявил он, по пути на юг условия будут ужасными. Поэтому после полудня каждому давалось право на отдых, как было заведено у местных. Этот обычай установился сразу, его охотно приняли все — от простых солдат до нас, рыцарей.

Мне было весьма любопытно узнать, что перерыв в делах решили сделать по предложению Беренгарии, а ее навела на эту мысль Джоанна. Если королева хочет забеременеть, пояснила Джоанна, ей следует при любой возможности отправляться с Ричардом на ложе. Выходит, пошутил я, что король не отдыхает, а как раз наоборот. Как и мы, с улыбкой отозвалась она. Я был рад за государя и благодарен за его «отдых», позволявший нам с Джоанной встречаться в гостинице.

Одиннадцатого августа лета Господа Нашего 1191-го меня разбудил призыв муэдзина. Несмотря на всю его богопротивность, мне нравился этот обряд. Поднявшись с тюфяка, я переступил через спавшего в изножье Риса, подошел к окну и распахнул деревянную решетку. Открылся квадрат голубого неба, комнату залил солнечный свет. Голос муэдзина стал теперь отлично слышим, я стоял как завороженный, внимая словам, которые теперь, в отличие от прежних времен, мог разобрать: «Хаййа ‘аля с-салях! Аллах акбар! Ля иляха илля Ллах!»

— Проклятые язычники!

Голос Риса был сонным.

Я улыбнулся. В отличие от меня, валлиец не одобрял мусульманского призыва к молитве.

— Тем не менее пора, — сказал я. — Поднимайся. Стоит ли напоминать, что сегодня утром нам предстоит встреча с Сафадином?

Недовольно ворча, Рис принялся натягивать тунику и шоссы.

Я тоже оделся, и мы направились в бани, расположенные сразу за стенами цитадели — заведение внутри крепости предназначалось для короля. Утреннее омовение стало для нас ежедневным обычаем — даже Рис признал его весьма утонченным. Пропотеть, сидя голым в парилке, а затем нырнуть в бассейн с прохладной водой все еще было для меня в новинку, но здорово освежало. Массаж, который после этого делали мозолистые, мускулистые сарацины, тоже не казался таким устрашающим, как раньше, но тем утром на него не было времени. Раскрасневшиеся, с чистой кожей, мы направились в трапезную. Как обычно, Рис слопал вдвое больше меня. Я шутил на этот счет, говоря, что он пока еще юнец с бурчащим, вечно ненасытным желудком. Либо так, грубовато добавлял де Дрюн, либо у парня ленточные черви — вроде того, которого они видели на дне отхожей канавы.

За столом к нам присоединились де Бетюн и де Шовиньи, а чуть позднее — Торн. Мы угощались ломтями свежеиспеченного хлеба, намазанными медом, а также изысканными фруктами: инжиром, гранатами, плодами рожкового дерева, райскими яблоками.

— День пришел, — сказал де Шовиньи.

— Думаешь, Саладин выполнит наши требования? — спросил я.

— Истинный Крест, полторы тысячи наших и сто тысяч динаров, — напомнил де Бетюн.

— Буду приятно удивлен, если это случится. — Очистив райское яблоко, де Шовиньи положил в рот кусочек и продолжил, жуя: — Вот только откуда он возьмет деньги, а? Сами подумайте. Наши разведчики не обнаружили ни одного каравана верблюдов, подходящего с севера или с юга, со стороны Багдада, Дамаска или Египта.

— И ни один сарацинский корабль после окончания осады не прибывал сюда, — добавил я.

— Вот именно. Если только в лагере у Саладина не припрятана огромная казна, но это невероятно, у него нет монет.

С его рассуждениями трудно спорить, грустно подумал я.

— Значит, он просто тянет время.

— Как делал это девять дней назад, когда вы встречались с Сафадином, — сказал Торн; мы посвятили его во все подробности.

— Угу, — подтвердил де Шовиньи.

— Он может потребовать выдачи всех захваченных при падении города пленников, зная, что половина их — в Тире, у Конрада, — сказал я.

Епископ Губерт и граф де Дре вернулись пару дней назад с пустыми руками. Конрад сделал нелепое встречное предложение: пусть Ричард поделит между ними Истинный Крест. Король потерял остатки терпения и послал герцога Гуго Бургундского в Тир, строго наказав не возвращаться без пленников.

— Они прибудут через день-два, — заметил де Шовиньи. — Если Саладин не дурачит нас, то вполне может подождать. Но если у него что-то на уме…

— Ричарда долго за нос водить не получится, — заявил я. — Ему известны бродящие по лагерю слухи: французы недовольны, что поход на юг до сих пор не начался, что Ги жалуется своим соратникам.

— Нашим людям дела нет, — сказал Торн. — Они слишком заняты: пьют и распутничают.

Мы посмеялись — рыцарь говорил правду. Акра издавна славилась как притон порока, полный таверн и борделей. Едва закончилась осада, как вино снова полилось рекой, проститутки начали стекаться в город в огромных количествах бог весть откуда. Держатели тех и других процветали, торговля кипела круглые сутки.

Де Шовиньи хлопнул в ладоши:

— Хватит болтать про вино и размалеванных женщин. Есть дела поважнее. Пора отправляться на место сбора.

Все встали из-за стола, горя желанием услышать речь Сафадина.

В Акру мы вернулись, едва не изжарившись, пыльные и потные и, что хуже всего, злые и раздосадованные. Еще недавно приветливый и дружелюбный, Сафадин держался теперь холодно и отстраненно. Более того, при нем не оказалось ни Истинного Креста, ни шестнадцати сотен пленников, ни первоначального платежа в сто тысяч динаров. Он озвучил новое требование Саладина: сначала освободить всех турок. Имелись и дополнительные условия. Одно было особенно возмутительным: выдать султану заложников из числа христиан, чтобы обеспечить безопасность захваченных нами сарацин.

Привезенные нами вести вызвали у Ричарда приступ дикой ярости. Схватив большую расписную вазу, служившую для украшения, он разбил ее о пол, усеяв все вокруг осколками глазурованных черепков. Вскоре он, однако, успокоился, на смену гневу пришел холодный рассудок. Король заявил, что не пойдет на условия Саладина, но заставить врага исполнить свою часть соглашения он не в силах. Придется ждать, пока герцог Бургундский не вернется от Конрада с пленниками — Сафадин знал об этом обстоятельстве и пытался с его помощью давить на нас. Тогда посмотрим, как запоет султан.

Герцог Гуго прибыл в Акру на следующий день; сарацинские пленники были с ним, но злокозненный Конрад предпочел остаться в Тире. Для него так будет лучше, заявил Ричард со злым смешком. К Саладину немедленно отрядили гонца, и на следующее утро переговоры возобновились.

Кончились они ничем: Саладин через своего брата Сафадина продолжал настаивать