– Но ты ведь и раньше имел дело с чем-то похожим, я прав?

– Я работаю на компанию, как и ты. Компания прислала меня сюда.

– Но что-то в компании изменилось, – сказал я. – Что-то происходит.

– Да нет, ничего такого, – ответил он. – «Квайн Организейшен» всегда что-то меняет и улучшает ведение дел. Просто потребовалось некоторое время, чтобы эта волна докатилась и сюда. До штаб-квартиры отсюда далеко, как и до ближайшего регионального центра.

– Но ведь это еще не все, правда?

– Может быть. Но никакого смысла обсуждать такие вещи я не вижу. Если, конечно, хочешь и дальше работать на компанию. Если тебе не нужны неприятности.

– Какие еще неприятности?

– Мне нужно идти. Пожалуйста, ни о чем меня больше не спрашивай, оставь меня в покое.

– А не то что? Донесешь на меня новому начальнику?

– Нет, – бросил он, оглядываясь на фабрику. – В наши дни и доносить не нужно.

Развернувшись, он быстро зашагал прочь и канул во мглу.

На следующее утро я вернулся на фабрику вместе со всеми. Мы стали работать еще быстрее, еще эффективнее. Отчасти это было связано с тем, что звонок, оповещающий об окончании смены, прозвонил позже, чем накануне. Продление рабочего времени наряду с все более быстрыми темпами нашей работы стало обычной практикой. Так дошло до того, что нас стали отпускать с фабрики всего на несколько часов – наверное, единственно с целью дать нам чуть отдохнуть перед возобновлением изнурительных трудов во благо компании, ведь ни на что другое, по сути, времени не оставалось.

Между тем мои надежды на прекрасное будущее с каждым днем становились все более туманными. Пора уйти с завода, – вот какие слова проносились у меня в голове, когда я пытался урвать несколько часов сна, прежде чем вновь вернуться на работу. Я понятия не имел, что может означать такой шаг, так как у меня не было других возможностей заработать на жизнь и не было сбережений, чтобы сохранить за собой съемную комнату в многоквартирном доме, где я жил. Кроме того, лекарства, делавшие мое существование сколько-нибудь сносным (и это касалось практически каждого жителя города), по эту сторону границы сплошь назначались врачами, подотчетными «Квайн Организейшен», и рецепты подписывались фармацевтами также лишь с согласия этой компании. Несмотря на все это, я все еще чувствовал, что в моих интересах уволиться с фабрики.

В конце коридора, куда выходила моя дверь, была крошечная ниша с телефоном для общего пользования всех жильцов. Мне пришлось бы воспользоваться им, чтобы сообщить об увольнении. Вздумай я лично обратиться к временному управляющему, то неминуемо разделил бы судьбу Блехера, столкнувшегося с чем-то неизвестным там, за матовыми стеклянными перегородками офиса. Я не мог пойти в эту комнату, где я и мои коллеги видели нечто, появлявшееся в различных формах и личинах, от неразборчивого силуэта, что двигался и клубился, подобно грозовому облаку, до более определенного существа с «головной частью» и «выступами на руках».

Учитывая ситуацию, пусть довольствуются звонком. Разумнее даже позвонить в ближайший региональный центр компании и подать заявление об отставке соответствующему лицу, который этим занимается.

Ниша с телефоном оказалась такой узкой, что мне пришлось протискиваться в нее боком. Внутри едва хватало места, чтобы пошарить рукой в кармане и накормить щель таксофона монетами; едва хватало света, чтобы различить цифры на кнопках. Я рисковал потерять те немногие деньги, что у меня были, неверно набрав номер, и потому каждую цифру вдавливал тщательно, перепроверяя, что она-то, никакая другая, мне и нужна. Так пролетела почти что вечность – вечность набора и вечность ожидания ответа под гудки и шипение линии, и я уже стал думать, что никто мне не ответит, как вдруг в трубке что-то тихо щелкнуло, и после паузы ко мне обратился еле уловимый, тихий и далекий голос:

– «Квайн Организейшен», Северо-западный региональный центр. Слушаю вас.

– Здравствуйте, – начал я. – Хочу уволиться из компании.

– Простите, что вы сказали, вы хотите уволиться? Вас плохо слышно.

– Да, я хочу уволиться! – крикнул я в трубку. – Уйти с работы! Слышите?

– Да, теперь слышу. В настоящее время компания не принимает заявления об увольнении. Я переведу вас на нашего временного управляющего.

– Погодите, – опешил я, но трубка снова щелкнула, и настала вечность гудков, снова наталкивающих на мысль, что на мой звонок никто не ответит.

И все-таки кто-то ответил. Выжидающая тишина повисла в трубке.

– Алло, – сказал я, и тут в трубку зарычали.

Это был грозный гортанный рык – низкий, но варьирующий тембр в пределе жуткой басовой палитры, создающий эхо, будто кабинет начальника находился где-то в глубинах земли, в сводчатой пещере, или же, напротив, в неведомой облачной выси. От этого звериного рычания меня охватил ужас – дикий, неописуемый. Я отвел телефонную трубку подальше от уха, чувствуя, как она начинает пульсировать в моей руке, как нечто живое. И когда я грохнул ее обратно на рожок, это дрожаще-пульсирующее ощущение поползло вверх по моей руке, прошло сквозь все мое тело и наконец достигло мозга, где, войдя в резонанс с низким гортанным ревом, набиравшим силу, спутало все мысли в безумную кашу, парализовав все движения и оставив меня неспособным даже позвать на помощь.

Теперь я даже не уверен, дозвонился ли я на самом деле и просил ли об увольнении? Если да, то как же мне объяснить то, что я услышал в трубке и что пережил там, в узкой нише в конце коридора? Как объяснить те сны, что стали мучить меня каждую ночь после того, как я перестал ходить на работу на фабрику? Ни одно лекарство не избавляло меня от них, ни одно – не могло стереть их из моей памяти. Вскоре запасы мои истощились, и даже на трусливый уход в духе Блехера их стало не хватать. А поскольку я больше не работал, то и не мог достать новые рецепты. Конечно, для ухода из жизни у меня оставалась уйма других способов, но все они отталкивали меня, да и каким-то образом у меня все еще остались большие надежды на будущее. Для начала я решил вернуться на завод – в конце концов, разве не прямо сказал мне спец из регионального центра, что «Квайн» сейчас никого не увольняют?

Как я уже говорил, полной уверенности в реальности того звонка и полученного ответа у меня не было, и лишь ступив под своды цеха, я понял, что работа у меня все еще есть: место у сборочного стола, занимаемое мной, пустовало. Одетый в серую робу, я занял его и начал с завидной прытью подгонять металлические детальки одну к другой, скручивать и свинчивать. Не прерывая работы, я бросил взгляд на человека, которого когда-то считал «новичком».

– С возвращением, – небрежно бросил тот.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Я сказал мистеру Фроули, что ты вернешься со дня на день.

Поначалу я обрадовался новости о возвращении старого начальника, но, посмотрев на стекольные матовые перегородки офиса, заметил, что внутри не горит свет, хотя сама массивная фигура мистера Фроули, усаженная за стол, все еще была различима. Он, как я вскоре выяснил, стал совсем другим человеком – да и в целом ничто на заводе не осталось таким, как прежде. Работали мы теперь почти что круглосуточно. Кто-то приноровился ночевать на заводе, спать час-другой на тряпье в углу и снова возвращаться к сборочным столам.