class="p1">— Вас понял. Рассчитывайте к третьему, заход боевым по 12-й мишени.

Пока я включал прицел, Валерий Алексеевич в задней кабине не забыл упомянуть, что я слегка усложнил своё задание.

— Настолько уверен в своих силах, что попадёшь с первого захода? — запросил он по внутренней связи.

— Так точно. Все расчёты есть, цель наблюдаю, готов работать.

— А я и посмотрю на тебя. Право на ошибку у тебя ещё есть, ребя.

Интересное у командира присказка «ребя». Невольно напоминает Голубева, у которого я частенько обзывался «мой юный друг».

За несколько секунд до третьего разворота, я начал вводить параметры в прицел и не упускать из виду цель. Работать нужно будет с пикирования, а высота ввода будет порядка 2000 метров.

— Точка, 117й, занимаю 2000, скорость 700, подхожу к третьему.

— 117й, третий по готовности, — разрешил мне выполнение разворота руководитель полётами на полигоне.

И снова начинаю потеть. Пару минут назад я был полностью уверен, что могу сходу залепить по мишени ФАБиной. А вот теперь, когда ещё нужно прицелиться, выдерживать скорость, правильно и вовремя ввести самолёт в пикирование… короче дел куча! Так промахнуться можно и мимо полигона.

Я немного поправился в кресле, чтобы сидеть как можно ровнее. На высотомере проконтролировал необходимую высоту, а на шкале прицела величину упреждения. Вроде всё хорошо, но как обычно что-нибудь, да забудешь.

— Точка, 117й, разворот на боевой, «главный» включил, — доложил я, включая тумблер «Тактический сброс»

— 117й, понял.

В кабине загорелась красная лампа «Взрыв», поддалось питание на кнопку РС на ручку управления самолётом.

— Индикатор «Бомбы на взрыв» горит. К сбросу готов, — прозвучал в ушах голос командира.

Ручку от себя и пошли пикировать на цель. Началась небольшая тряска. Видимо, появилась какая-то составляющая ветра. Пришлось выравнивать самолёт по курсу, поскольку метка на прицеле начала ходить из стороны в сторону.

— Цель наблюдаю.

— 117й понял, работу разрешил. После работы выход вправо.

Высота подходит к 1100 метров. Горит лампа «Пуск» на прицеле. Вот-вот сейчас уже надо сбрасывать, а мишень так и не встала ровненько на центральную марку. Уже 950! Ох, если не поймаю сейчас в прицел, нагоняй будет обеспечен.

— Поймал! Сброс! — громко произнёс я, нажимая кнопку РС, и энергично начал выходить из атаки.

Голова инстинктивно смотрит вправо, а там прямое попадание в мишень. Лампа на панели подвесок погасла, но напротив ещё одной бомбы горит зелёным.

— Точка, 117й, сброс произвёл, разрешите на повторный.

— 117й, разрешаю.

Моя вторая бомба легла аккуратно и точно, но не взорвалась. В этом моей вины нет, как высказался Томин.

— Это железяка. У неё всегда чего-нибудь да откажет. Ей простительно, — сказал он мне, когда мы отошли от полигона. — Нам с тобой такой роскоши никто дать не может. Для нас это смертельно. После посадки поговорим на бетонке.

Командир пока молчал и своих комментариев не произносил. Разговорился он, как и обещал, только после посадки, когда зарулили на стоянку и вылезли из кабины.

Полёт обсудили очень быстро, а дальше Алексеевич начал рассказывать хитрости и делится опытом с войны. Советы были и по поводу экономии топлива, когда дежуришь в зоне барражирования, по манёврам противоракетным и как эффективно бросить бомбы.

— Сам понимаешь, что нам, как истребителям на этой войне делать нечего. Догадался, ребя, почему? — спросил Томин, принимая от своего водителя фуражку.

— У духов своей авиации нет, а Пакистан и Иран не ссорятся с нами, хоть мы иногда и залетаем к ним. Пока не ссорятся.

— Правильное слово здесь это «пока». И, тем не менее, работёнка нам нашлась, и будет ещё находиться не раз. Время придёт и тебе придется накладывать марку на цель.

— Я понял, товарищ командир, что мне ещё рано, — ответил я. Итак понятно было, по косым взглядам начальников, что в бой меня не собираются пускать.

— Вот это хорошо. Не спеши жить, Родин. На твой век и правда хватит. Как я и сказал, через год твоя очередь в Афган. А пока, готовься.

Командир пожал мне руку, расписался в моей лётной книжке и пошёл к своему УАЗику.

Остался у меня осадочек на душе. Хотел я себя показать командованию. Судя по всему, зря я потел сейчас в кабине. Так сильно хотел всё сделать мастерски, что и про главное событие забыл.

— Родин, ты сегодня про собрание в столовой помнишь? Надеюсь, подготовился? — крикнул он мне, садясь в машину.

— Так точно.

— Это хорошо, ребя. Такие события я никогда не пропускаю, — сказал Валерий Алексеевич и укатил на своём служебном транспорте.

Офицерское собрание — это традиционное в армии мероприятие, способствующее сплочению воинского коллектива. Звучит красиво, а написано в брошюрах, инструкциях и телеграммах у замполитов ещё красивее.

А вообще, во все времена, собрание это законная, естественно относительно, возможность «нахрюкаться» на рабочем месте в присутствии начальников. Причём, они ещё и от тебя не будут отставать, а только поддержат своим стаканом.

В моё время бюрократизм доходил до абсурда. Выпускались инструкции, как нужно организовывать офицерские собрания. Мол, никто ж в армии не знает, как выпивать правильно. Вводились обязанности старших столов и всего мероприятия в целом. Да я когда читал эти документы, удивлялся креативности и юмору составителей этих инструкций.

В Советском Союзе было всё проще и меня никто не рассмешит подобными маразмами. Набор на офицерское собрание стандартный — лётная столовая, весь лётный состав эскадрильи, приглашенная звезда, а точнее звезда с тремя звёздами на погонах, он же командир, а также самые красивые и незамужние официантки.

Алкоголя натаскали мы с Менделем и Барсовым заранее, чтобы он уже был готов к потреблению. С закуской дело обстояло проще. Весь лётный состав эскадрильи поставился на довольствие на несколько дней, но для себя устроил эти дни разгрузочными.

В итоге большое количество сэкономленных продуктов материализовалось в неплохую по советским меркам закуску с салатами, горячими блюдами и нарезками. Что-то конечно докупалось, но не в больших масштабах.

Через час после окончания лётной смены в столовой уже вовсю шумел лётный состав нашей эскадрильи. Комбинезоны сменили на повседневную форму, а официантки навели марафет, словно у них конкурс красоты.

Постаралась соответствовать своему реноме и «императрица» Юлия. Волосы придерживал красный ободок, две верхние пуговицы блузки расстёгнуты, чтобы личный состав смотрел куда надо, а на ногах лакированные алые туфли.

Больше всех знаки внимания оказывал ей замполит эскадрильи майор