Обнаружив старшую дочь за столиком мистика, Елена не удивилась.

– Агафица, ты опять здесь! Ты уже столь учена, что тебя можно хоть сейчас поставить игуменьей любого женского монастыря.

– Матер, мы уже говорили об этом! – При появлении августы Агафья встала и поклонилась, однако хмуря свои густые черные брови на круглом пухлощеком лице. – Я не хочу в монастырь. Не чувствую в себе монашеского призвания.

– Но так ты наилучшим образом послужишь Богу, подашь благой пример людям, сделаешь много добра! – Елена уселась, заботливо расправила тяжелые складки золотисто-желтой далматики, затканной багряными птицами с поднятыми крыльями. – А попусту живя во дворце, будешь только подавать повод к сплетням. Ты уже совершенно взрослая девушка, тебе пора подумать… О себе.

Другие девушки в возрасте Агафьи уже выходят замуж – как и сама Елена когда-то. Но этот, наиболее прямой путь женской судьбы, для дочери и внучки василевсов был закрыт плотнее, чем для какой-нибудь пастушки-бесприданницы. Для нее в мире не существовало равных по положению женихов, и брак девушки из августейшей семьи даже с царем иной державы – как у Марии, другой внучки Романа, – считался уроном родовой чести.

– Почему же попусту? Бывало, что сестра василевса правила Романией – Пульхерия, например, а наш дед Лев возложил венец василиссы на свою сестру Анну…

– Но это потому, что Бог отнял у него трех жен подряд и двор остался без госпожи! Ты же не желаешь смерти своей матери и теткам?

– Я не желаю, но никто не ведает воли Божьей… И я приношу пользу, – Агафья взглянула на отца, ожидая поддержки. – Помогаю василевсу в его трудах, одновременно сама приобретаю необходимые познания…

– Эта бойкая девица удалась в свою бабку Зою… Ты получил письмо? – обратилась Елена к мужу, разглядев, чем они заняты.

– Да, – Константин кивнул на лист пергамента на своем столе. – От бедного моего друга Феодора! С тех пор как Господь вернул ему здоровье, мы еще не виделись ни разу, а теперь вот эти скифы!

– Но письмо же доставили?

– Да, только Божьим соизволением. До сих пор почти ни одно судно не смеет ни пересечь Пропонтиду, ни вообще выйти из Никомедии. Все побережья в страхе. Я и ответ пишу больше для утешения своей души, – Константин вздохнул, – но не считаю себя вправе подвергать опасности каких-то невинных людей, пытаясь отослать его в Кизик.

– О боже, как надоело! – Елена негодующе всплеснула руками.

Зазвенели ее золотые браслеты, и маленький Роман, лежавший на мраморной скамье и болтавший ногами в воздухе, с любопытством обернулся на звон.

– Роман! – В это время и Константин заметил, чем занят его сын.

Как отец его Лев пережил трех первых жен, не дождавшись наследника, так и Константин обзавелся сыном лишь через семнадцать лет супружества. И теперь воспитывал с присущей ему дотошностью.

– Что ты делаешь? – окликнул он мальчика. – Разве так василевсы помещаются на скамье? Ну-ка, сядь, как я тебя учил.

Мальчик немедленно сел, выпрямившись и сложив руки на коленях, и заискивающе улыбнулся строгому отцу.

– Вот так, теперь вижу настоящего василевса! – одобрил тот. – Никогда не забывай, как должно вести себя, и ты будешь править державой ромеев долго и счастливо!

– Хотела бы я, чтобы это было так! – воскликнула Елена. – Под самыми стенами Константинополя скифы чувствуют себя полными хозяевами, будто опять вернулась Аварская война! Когда уже с ними что-то сделают? Где фемные войска? Чем занят стратиг Оптиматов?

– Я слышал, Панферий жаловался, что число стратиотов сильно уменьшилось, а те, что являются в банд, приезжают на дохлых клячах с гнилой сбруей, с негодным оружем и совершенно не способны к несению службы. В Вифинии пробовали дать скифам бой. Вывели стратиотскую конницу, но были разбиты. Так и должно было быть, – добавил Константин, видя, что Агафья опустила стило и внимательно слушает. – Бессмысленно и даже вредно нападать на варваров малыми силами, пока не собрано войско, а главное, прямо сразу после их появления в нашей стране. Сей подвиг, как справедливо пишет Маврикий, будет совершенно бесполезен. Варвары свежи, полны сил и боевого духа, жадны до сражений и добычи. Нападать на них следует позже: во-первых, когда будет собрано больше сил, а во-вторых, когда они устанут от грабежей, будут рассеяны по разным местам и обременены добычей и пленными. Вот тогда стратигу надлежит, выбрав удобное место, напасть на них – когда враг утомлен, разбрелся в разные стороны за добычей или уже думает поворачивать назад. Но до тех пор…

– Но до тех пор они успеют натворить множество бед! – воскликнула Агафья.

– Есть особые приемы для того, чтобы уберечь население сельских мест и дать им возможность спрятаться со скотом в укрепленные города. Но даже если по каким-то причинам этого не было сделано, все равно не следует бросать в бой войска из невыгодного положения. Они лишь будут потеряны даром, а войска, дорогая моя, всегда стоят государству денег! Сколько я понимаю, Роман ждет подхода войск из Анатолии. А пока они подойдут, скифы рассеют свои силы и станут малоподвижны из-за множества добычи и пленных…

– Например, монахинь из монастыря Раскаяния, да? – осведомилась Агафья вполголоса, будто обращаясь к самой себе. – Они же там неделю или две прожили. Наверное, молились! – язвительно добавила она.

– А ты откуда знаешь? – Елена в негодовании обернулась к ней. – Константин! Это у тебя девушка наслушалась… Таких историй?

– Но все знают! – отважно встала на защиту Агафья, опасаясь, как бы ей не запретили эти послеобеденные занятия с отцом – единственное, что придавало смысл ее скучной жизни, состоящей из рукоделия и богослужений в знаменитой здешней церкви. – Когда Керас горел у нас под окном, – она кивнула в ту сторону, где стены дворца выходили к заливу, – как я могла не знать, что происходит? Внешние галереи закрыли, но все знают, что творится с той стороны! Когда там все горело, у нас в покоях было нечем дышать, – как я могла этого не заметить? Павлины в саду, и те кашляли! И ты хочешь, августа, чтобы я жила в монастыре, где со мной когда угодно может случиться… что угодно? Здесь, во дворце, мы хотя бы пока в безопасности! Здесь нас бережет Божья Матерь Влахернская и победные скипетры прежних василевсов!

– В монастырь Раскаяния, пока я жива, ты уж точно не попадешь! – язвительно заверила Елена.

Видя, что мать сердится, пятилетний Роман подошел и ткнулся ей в колени. Елена погладила его по блестящим черным кудрям, поцеловала в гладкий лобик – единственный сын, очень хорошенький мальчик, составлял ее отраду. Но выражение досады и сейчас не покинуло ее красивое лицо.

– Любезная моя, позволь нам закончить, – мягким голосом попросил Константин. – Воспоминания о давней дружбе услаждают душу, но, не имея возможности видеть своих друзей, я нахожу такую отраду в том, чтобы беседовать с ними хотя бы мысленно, а духовная беседа порой проливает в сердце еще большую сладость, чем телесная…