– Тогда напиши ему что-нибудь ученое! – раздраженно посоветовала Елена. – Чтобы твоя дочь, переписывая твои письма, одновременно приносила пользу и своей душе.

– Хотел бы я последовать твоему совету, но боюсь, я сам не настолько мудр…

– Клянусь головой Богоматери! – Елена закатила глаза и сделала знак няньке. – Ниса, пойдем! Посмотрим, чем заняты остальные.

Константин проводил супругу взглядом, вздохнул, вновь посмотрел в сад. Солнце клонилось к закату, сильнее начинал пахнуть жасмин.

– Тебе не темно там? – окликнул он дочь.

– Нет, я готова. – Агафья, вновь усевшись за столик мистика, имела вид тайного торжества.

– А часто писать письма препятствует нам… – вновь заговорил Константин, пытаясь сосредоточиться, – не что иное… Как застаревшая наша непросвещенность и непричастность музам. Ибо, будучи в сущности неграмотными… Совершенно не испившими из кубка муз и связанными, будто цепями, невежеством и необразованностью… Мы становимся… Становимся… Еще более неспособными писать, а в особенности – отправлять столь ученому мужу нечто по стилю несовершенное и… варварское[41], – с тайным отвращением добавил он, думая о скифах-разбойниках, из-за которых эти его труды останутся, скорее всего, напрасны.

– Вар-варс-ко-е-е-е… – шепотом тянула Агафья, слегка мотая склоненной над столиком головой, будто дразнила кого-то.

* * *

Не сразу Хельги Красный понял, благодаря чему он сам и его передовая дружина остались целы и невредимы.

– Нас уберегла наша собственная доблесть и отвага! – говорил он вечером через два дня. – Наша готовность идти вперед без малейшего страха! Огнеметы стреляют только в безветренную погоду или по легкому ветру, чтобы пламя несло вперед. Но мы, идя впереди всего войска, зашли к грекам в корму, и если бы они выстрелили по нам, то попутный ветер принес бы это пламя назад на их собственные борта. Потому они и не стреляли. И поэтому мы, те, кто не побоялся первым пойти под стрелы, сейчас сидим в этом дворце, едим мясо и пьем вино в память наших погибших собратьев, кому не так повезло!

– И мне так больше нравится! – захохотал пьяный Велесень. – Чем если бы они пили по нам!

В одной руке он держал чашу с вином, а другой обхватил сидящую у него на колене молодую женщину в помятом мешковатом платье белой шерсти. Женщина заливисто хохотала, обвив тонкой рукой его потную шею, хотя не понимала из варварской речи ни слова.

Хельги и его люди имели основания гордиться собой. При столкновении с хеландиями они не поняли, что оказались недоступны для огнеметов, что ветер, дующий грекам в корму, укрывает русов, оказавшихся позади этой кормы, лучше той железной двери кузницы, которую Змей Горыныч напрасно пытался пролизать насквозь. Хельги дал приказ трубить «Вперед!», надеясь, что хеландии не решатся разорвать собственный строй, чтобы преследовать русов сразу в двух направлениях. Видя впереди дымное мерцание павших с ясного неба молний, горящие лодьи и прыгающих за борт охваченных пламенем людей Ингвара, Эймунда, Фасти, Барда, Хавстейна и других, они лишь налегли на весла и припустили вниз по проливу, к Царьграду, надеясь уйти подальше.

И им это удалось – за ними никто не гнался, и через какое-то время поворот Босфора скрыл зрелище битвы. Поднимая глаза, гребцы видели только черный дым над горами позади.

Через три-четыре роздыха, убедившись, что погони нет, Хельги отдал приказ пристать к берегу. Перевязывали раненых – не в пример огнеметам, токсобаллисты стреляли и против ветра. Хельги бегло пересчитал лодьи – вышло около двухсот. Кроме своих, при нем оказалось еще трое воевод, так или иначе искавших спасения впереди, а не позади – Ждан Косой, Негода и Миролюб.

А тем временем верховое течение понесло мимо объедки битвы…

Ни у кого не находилось слов, кроме бранных. По голубым водам залива, нежным на вид, как помятый шелк, тянулись к далекому Царьграду обгорелые остовы лодий. Все еще чадили, оставляя за собой хвост мерзкой вони – горелого дерева, каленого железа, сгоревшей плоти. Кое-где видны были обгоревшие до неузнаваемости трупы.

Иных затошнило. Хельги стоял, стиснув челюсти, судорожно сглатывал и считал. Одна… Две… Пять… Восемь… Двенадцать… Волосы шевелились от ужаса, перехватывало дыхание. Что, вот так и пройдут мимо, прямым путем в Хель, все восемьсот остальных скутаров Ингварова войска? Холод струился в жилах от мысли, что кроме них никто не спасся, не выжил…

Вниз тянуло обгоревшие щиты, разные обугленные обломки, весла…

Через какое-то время жуткий поток прекратился. Чуть опомнившись, Хельги перевел дух. До тысячи оставалось очень далеко: он насчитал не более сорока лодий. Конечно, сбился, но ненамного.

– И где остальные? – спросил здоровяк Селимир.

Родня с Ильмень-озера его теперь и не узнала бы: за год похода он похудел, загорел, обзавелся хазарским кафтаном и хазарской же шапкой с большими «ушами». Такой наряд носили многие люди Хельги, перезимовавшие с ним в Карше после похода прошлого лета, и в Ингваровом войске их прозвали «хазарами». Шапку Селимир сейчас держал в руке, то и дело вытирая блестящий от пота лоб. Лицо его раскраснелось, коротко остриженные светлые волосы стояли дыбом.

– Должно быть, назад повернули, – ответил Перезван. Голос у него дрожал, но он старался держать себя в руках.

– Кто – повернули?

– Ну, наши. Киевские. Князь.

И киевские, и князь были этим людям не такие уж и «наши». Последние годы они, собранные из разных мест, провели в дружине Хельги: захватили вместе с ним Самкрай, сражались с конницей Песаха на перевале в Таврии, потом разграбили Нижний город Сугдеи и ушли зимовать в хазарскую Каршу. Теперь они редко вспоминали, кто родом с Ильмень-озера, а кто со среднего Днепра. Даже киевляне привыкли считать своим вождем Хельги и на призыв Ингвара идти на Царьград откликнулись лишь потому, что так считал нужным он.

– А куда повернули сами греки, мне кто-нибудь скажет? – воскликнул Стейнтор Глаз, наемник. – Мы очень удачно зашли с кормы, но теперь вот я своей кормой чую, что греки уже развернулись и идут искать нас!

Все, кто его слышал, содрогнулись. Звучало очень правдоподобно.

– Скорее они пошли дальше, за той частью войска, что уцелела, – возразил Хельги. – Их ведь там куда больше, чем нас здесь. Но так или иначе, ждать нам нечего. Мы же пришли к Царьграду за добычей, правда, парни?

– Как жив Господь! – весело откликнулся жидин Синай.

– Ну так и пойдем к Царьграду! Много нас, мало – какая разница?

– Если нас мало, так нам больше достанется! – усмехнулся другой наемник, Ульвальд. – Вон там, конунг, я вижу селение, – он показал на склон холма, где среди зелени плодовых деревьев белели стены домиков, – и для взятия этого «города» у нас уж точно хватит сил! А там посмотрим, как дела пойдут!