«А что я хотел? Чтоб она ни на шаг от меня неотходила? Торчала тут в комнате и любовалась полосатыми носками Воввы Скунсо?»– подумал он, злясь на себя. А еще он вспомнил, что уже несколько дней незаходил к Ирке и даже не звонил ей, хотя временами почти ощущал исходившие отИрки импульсы обиды, беспокойства и удивления. «Надо ей позвонить!» – говорил онсебе и не звонил, именно потому что надо было.

Весь вечер Вовва доставал Мефодия расспросамио магии. Под конец Мефодий, отлично понимавший, что искренность здесь неуместна– и ситуация не та, и человек не тот, – даже рассердился:

– При чем тут магия? Магия – это длядаунов! Я занимаюсь энергетической йогой!

– Йогой? Или ты меня научишь, или я тебязаложу! Все наши подтвердят. Заплеваев, Андрюха Бортов, Дрелль… – началперечислять Скунсо. Его глаза забегали, как тараканы.

– Ладно, – вздохнул Мефодий. –Тогда урок первый! Сядь в позу лотоса, указательный палец правой руки положи насолнечное сплетение и четыре часа массируй его по часовой стрелке, а потомчетыре часа против. И так каждый день на протяжении трех лет.

– И что, стану таким как ты?

Мефодий передернул плечами:

– Гарантию дает только страховоеобщество.

Скунсо, задумавшись, потрогал пальцем свойживот и вздохнул. Видно, понял, что йогом ему никогда не стать.

– Хм… А что у тебя в футляре?

– В каком?

– Ты спрятал футляр под кровать, когда явходил. Не притворяйся! Я ведь все равно посмотрю, когда тебя не будет! Илиночью! – прищурился Скунсо.

– Посмотри! – разрешилМефодий. – Чего откладывать-то? Все там будем, у Мамзелькиной!

За меч он не боялся. Магические мечи непростоукрасть, если они сами этого не захотят.

Он выключил свет и повернулся к стене. Скунсоему окончательно надоел. Надоел с этого момента и до своего могильногопамятника. Некоторое время перед глазами Буслаева еще мелькали какие-то лица:Улиты, Тухломона, а потом все их вытеснило улыбающееся лицо Даф с веселымибелыми хвостами, торчащими так мягко и непредсказуемо. В какой-то моментМефодий испытал острую тревогу, будто кто-то очень дурной вспомнил о нем ипротянул к нему когтистую лапу. Это было примерно в то самое время, когда наасфальт у дома № 13 ступила нога горбуна.

А потом… потом Мефодий просто заснул,нокаутированный усталостью, уже без кошмаров и видений. А перед рассветом уСкунсо внезапно зазвонил мобильник. Скунсо с трудом нашарил его и поднес к уху.

– Кто еще там? Совсем чокнулись? –спросил он. Спросонья «чокнулись» вышли у него как «чукнулись».

Ему ответили. Судя по всему, раза три подряд.Несколько секунд Скунсо слушал, а потом, щелкая от страха зубами, уставился наМефодия.

– Это, к-кажется, т-тебя! – сказалон.

Звонила Улита. То, что это именно Улита, Мефсообразил сразу, как только вылетевший из динамика сноп звуков врезал ему побарабанным перепонкам.

– Алло, Меф! Как слышишь меня, прием?

– Уже плохо… Мне срочно надо кухо-горло-носу, – сказал Мефодий, с трудом сдерживаясь, чтобы непосоветовать ей повесить трубку и орать просто так, открыв окно. Подумаешь,какие-то полкилометра – такому голосу перекрыть их не проблема.

– Не выдумывай! Живо бери ноги в руки ибеги в контору! – рявкнули ему в ответ.

Мефодий осторожно переложил трубку к другомууху.

– А в чем дело-то? – спросил он.

– Придешь – узнаешь!

«Ох уж эти наши секреты!» – с тоской подумалБуслаев и спросил:

– Улита, а по телефону нельзя?

– Если бы было «льзя», я бы сказала.Конец связи!

– А так нельзя было позвать?.. И откудаузнала номер Во… ввввввы! – последнее Мефодий добавил, взглянув на хозяинамобильника.

Вопрос, откуда она узнала номер, Улитапроигнорировала. Видно, для серьезного стража мрака он звучал по-идиотски.

– Я уж было телепортировать к тебехотела, да только платье прожигать в лом! Да и потом, твой гормональнопродвинутый Скунсо мне мало интересен… Ты в книгу-то давно заглядывал?Забываете инструкции, мла-адой члавек! Стыдна-а! – смягчаясь, ехидносказала Улита.

Мефодий уставился на тумбочку, где алела ивспыхивала Книга Хамелеонов. Она была так возмущена, так полыхала, что Мефодийне слишком удивился, обнаружив, что она называется теперь «Двести блюд изгороха», автором которой значился известный в узком кругу широких масс господинУрюкин.

– А Да… Дашу брать с собой? –спросил Мефодий, вспоминая о Скунсо, который, даже зевая, слушал во все уши.

Улита засмеялась:

– Ее я уже вызвала! Уж она-то в магиибулькает чуть-чуть повыше ватерлинии! Ты еще там? Говорят тебе, одна нога здесь,а другую тебе сейчас вообще оторвут!

Мефодий быстро оделся и, кинув изумленномуВовве мобильник, стал выбираться в окно. Потом вернулся и захватил с собойфутляр с мечом. Прыгать было невысоко – со второго этажа в сирень. Он ощущал,что идти сейчас через школу не стоит.

– А если кто-то спросит?.. – ехидноначал Скунсо.

Оглянувшись, Буслаев многозначительно провелбольшим пальцем по своему горлу. Он сам не понял, что уж там появилось в егоглазах, но Вовва торопливо отодвинулся.

– Понял! Все уже спросили! – сказалон бодро.

Мефодий спрыгнул, и сирень приняла его вупругие объятия, в негодовании хлестнув веткой по щеке. Потирая щеку, онвыбрался из кустарника. Скунсо наверху захлопнул раму, причем, что Мефодийневольно оценил, без особого шума. Мефодий скользнул вдоль школы к крылудевчонок, не понимая, куда запропастилась Дафна. Все было тихо – во всех окнахплескалась ночь.

«Куда она делась? Не кричать же?» – подумалМефодий.

Внезапно одна из рам на третьем этажеоткрылась, и оттуда кто-то ловко и бесшумно выскользнул головой вниз. Мефодийвскрикнул, уверенный, что, упав таким образом, можно сломать шею. Но у самойземли что-то всплеснуло над плечами у фигурки, и рядом с ним на асфальтспокойно опустилась Даф. Джинсовую куртку она успела поменять на водолазку. Изрюкзака у нее, как и прежде, торчала флейта.

– Чего стоим? Кого ждем? Потопали? –предложила она, небрежно касаясь своего бронзового украшения на шнурке. Большиебелые крылья, только что вздымавшиеся у нее за плечами, исчезли.

– Что это было? – спросил Мефодий.