Не будучи в состоянии и далее снисходительно относиться к подобным действиям, мы отдали Ли Хунчжану строгий приказ привести в боевую готовность все армии и без промедления выступить в поход; сосредоточить наши многочисленные доблестные войска и наносить удары по врагу до тех пор, пока корейский народ не будет вызволен из пучины бедствий…Мы отдали приказ генералам, губернаторам и командующим всех областей, расположенных вдоль рек и морских побережий, привести в боевую готовность свои войска и в случае, если корабли японцев войдут в какой-либо из наших портов, нанести им решительный удар, чтобы полностью их истребить. Неприятие должных мер, в результате чего японские суда избегнут уготованной им участи, будет рассматриваться как преступление. Настоящий эдикт надлежит довести до всеобщего сведения. Да будет так».

Время дипломатов закончилось. Началось время генералов…

После объявления войны и в Японии, и в Китае вспыхнула шовинистическая истерия. Японские газеты всеми средствами старались эту истерию поддержать, дабы простой японский обыватель не особенно задумывался о последствиях затеянного олигархическим правительством. Китайцы же пытались объединить нацию в общем порыве защиты национального достоинства и отдалить неизбежный крах государственной системы. О неожиданно для Европы вспыхнувшей войне сообщили несколько информационных агентств, но в каждой из европейских стран были свои проблемы, которые значительно ослабляли остроту происходящего на Дальнем Востоке. Всем казалось, что инцидент стихнет так же быстро, как и вспыхнул. Громче всех о войне заговорили в Великобритании, но обсуждения свелись главным образом к извечной английской проблеме: противостоянию правительства и оппозиции. Оппозиция обвиняла правительство и Первого лорда Адмиралтейства в том, что они допустили гибель английских моряков, правительство обвиняло английских союзников в недооценке ситуации в регионе — но все закончилось в общем достаточно скоро. Уже к десятым числам августа весь шум по поводу новой войны в прессе утих, поскольку никаких известий с театра не поступало. Практически все страны, которые так или иначе пытались принять участие в японо-китайском урегулировании, заявили о своем нейтралитете в японо-китайской войне. Англичане заявили об этом еще 31 июля, несколько позже — Франция и Италия. Россия официально не заявляла о своем нейтралитете, однако ничто не давало основания полагать намерение ее вмешательства.

Между тем, многие морские державы предприняли экстренные меры к тому, чтобы в районе инцидента появились их военные корабли: 4 августа в Инчхон прибыла русская канонерка «Бобр», испанский крейсер «Дон Хуан» на всех парах шел из Малаги в Желтое море, три немецких крейсера получили приказ срочно направиться из района учебного плавания у берегов Мексики на другой конец Тихого океана. Экономическую выгоду быстро почуяли в Германии: 12 августа на собрании синдикатов по выпуску нового китайского займа на основании просьбы китайского правительства приняли на себя обязательства по выпуску 5-процентного золотого займа на миллион фунтов стерлингов, за которыми ожидались и другие.

Тем временем и китайцы, и японцы были заняты одним и тем же делом: наращивали силы для генерального сражения. Будучи учениками одних учителей — немцев и французов, они четко усвоили каноны классической войны по Клаузевицу: нужно генеральное сражение, которое переломит ход войны, нужно захватить столицу побежденной страны, что будет означать конец войны, нужно тщательно описать все боевые действия, чтобы было на чем учиться следующему поколению офицеров.

Каждая из сторон увеличивала свои воинские контингенты. Японцы интенсивно переправляли войска в Корею, используя более двух десятков арендованных транспортов. Задача признавалась Главной ставкой настолько важной, что для ее обеспечения объединенный флот под командованием Ито был выведен из Желтого моря для конвоирования транспортов. К середине августа силы японских войск в Корее в составе двух дивизий (3-й и 5-й) составили 27 тысяч человек, то есть количественно возросли более чем в пять раз. Войска высаживались не только в Инчхоне, но и в Гензане и Пусане: японцы брали под контроль корейские порты, чтобы обеспечить устойчивую связь с Японией. Кроме того, японцы ускоренными темпами начали строительство военно-морской базы на острове Хайянгтао в Корейском заливе. База строилась по последнему слову тогдашней технической мысли: на ней размещались угольная и минная станции, имелась защищенная якорная стоянка, предусматривалась возможность кренгования поврежденных кораблей на большом песчаном пляже. Предусматривалось, что там будет постоянно находится плавучая мастерская. Японские инженерные части активно укрепляли Сеул, возвели вокруг корейской столицы несколько полевых укреплений.

Тем временем китайские войска интенсивно стягивались к Пхеньяну, полагая сделать эту крепость узлом обороны, где можно измотать противника в оборонительном сражении, после чего перейти в наступление на Сеул и далее на юг. Совершив тяжелейший 400-километровый переход с юга на север полуострова, группировка генерала Е Чжичао прибыла к стенам Пхеньяна. Из Китая через сухопутную границу прибыли еще несколько отрядов Северной армии. Ядром оборонительной позиции китайских войск был Пхеньян — второй по величине город страны, расположенный на правом берегу реки Тайтонг. Город окружен мощной крепостной стеной, внутри которой на возвышенности располагалась цитадель Бадантай. Севернее города имелось 6 полевых укреплений, позади них — укрепления временной профили, которые так и не успели достроить. Пространство перед укреплениями — поросшая кустарником равнина. Южнее города имелась еще одна группа укреплений — Ойсон, состоявшая из 9 редутов, впереди нее — еще три редута, расположенных в два яруса.

Пометим на полях: нам еще раз придется вспомнить о том, что применяемые китайцами европейские военные термины мало соответствуют тем понятиям, которые европейцы с этими терминами соотносят. Упомянутые редуты — это обычные китайские инпани, глинобитные или земляные укрепления, возводившиеся скорее как ограждение батальонного лагеря, нежели как фортификационное сооружение. При этом в самом городе китайские солдаты воздвигали оборонительные сооружения, демонстрируя совсем неплохое знание европейской фортификации. Но в открытом поле каждый батальон пытался выделить себя в бою. Поэтому и строились инпани, как во времена завоевания Китая маньчжурами, а над ним поднимался как можно выше батальонный значок — японским артиллеристам в помощь. Все эти недостатки устаревшей военной традиции будут окончательно преданы забвению лишь во времена Гоминьдана, то есть почти через двадцать лет после описываемых событий.

Южнее города располагались такие же укрепления, как и на северном участке. Группа укреплений Ойсон состояла из 7 полевых и 2-х временных редутов, впереди группы — 3 отдельных редута, расположенных в два яруса. Предполье — такая же поросшая лесом равнина со множеством заболоченных участков. С востока к городу вела единственная дорога из Сеула в Сакне, на которую можно было выйти, переправившись по наплавному мосту через Тайтонг. Предмостное укрепление состояло из двух временных редутов и двух полевых редутов, расположенных непосредственно у дороги. Было еще передовое укрепление на возвышенности, отстоявшее от моста на 12 километров.