Кунцевич вызвал старшего Осина в Петербург телеграммой, и тот 24 января явился в сыскную полицию.

Войдя в кабинет чиновника для поручений, херсонский присяжный поверенный громко поздоровался и представился. Усевшись в предложенное кресло, Лев Григорьевич достал из кармана сюртука кожаный футляр, а из футляра — маленькую серебряную трубочку и вставил ее в ухо.

— Добрый день, Лев Григорьевич, — сказал Кунцевич, — извините, что пришлось вызывать в столицу, но обстоятельства дела не давали нам иного выхода.

— Я все прекрасно понимаю, — гость кивнул головой, — дело серьезное, и мой долг гражданина предписывает мне оказывать полиции всяческое содействие. Вот только… Зачем надобно было дожидаться моего отъезда, чтобы потом вызывать в Петербург? Нельзя ли было сразу задать мне все интересующие сыскную вопросы? Я по вашей милости всю прошедшую неделю в поезде провел. В два часа ночи третьего дня до дому добрался, прочитал вашу телеграмму и в восемь утра снова в поезде сидел, причем в том же купе, в котором домой ехал! Признаться, я сначала ехать не собирался, хотел письменно вас известить, что коли вы ко мне интерес имеете, так сами и приезжайте.

— А почему передумали и явились?

— А, — присяжный махнул рукой, — жена уговорила. Нельзя, говорит, манкировать вызовом в полицию, когда речь идет об убийстве. Да и преступление случилось не на улице, а у родного брата на квартире. А вы что, моему визиту не рады?

— Ну почему же, рад, весьма рад. Кстати, а почему вы от брата съехали? Ведь лишние же расходы.

— Жена настояла, да и я был не против. Братец мой из ловеласов, да и Дмитрий Иванович не монахом был. Когда мы приехали и первый раз у брата отобедали, жена пошла на кухню, прислугу похвалить за стряпню. Анисья же в ответ разразилась слезами, поцеловала жену в плечо и, перекрестившись перед образом, говорит: ведь это в первый раз у нехристя, барина моего, обедает настоящая замужняя барыня, а шлюхам готовить какая может быть радость? Жена прямо опешила. А шестого вечером покойный явился под утро в сильном подпитии вместе с этой, как ее, Олей. Наша комната с его общую стену имеет, весьма тонкую. Мне-то что, я даже если из пушки рядом будут стрелять, не услышу, а вот супруга такого наслушалась, что спать потом не могла, она у меня дама весьма строгих правил.

— Понятно. Ну-с, приступим к формальному допросу. Вот-с, поручение следователя о его производстве, извольте ознакомиться.

Присяжный внимательно прочитал бумагу и изъявил готовность давать показания.

— Итак, где вы находились 15 сего января с десяти утра до восьми вечера?

Из допроса выяснилось, что у Льва Григорьевича имеется alibi — во время убийства он был у врача.

— Я, собственно, за этим в столицу и приехал, — Осин вытащил из уха трубочку, показал ее сыщику и вставил обратно. — Новейший виброфон фирмы Драпье. Сделан под мое ухо. Обошелся в копеечку, но зато слышать стал как в молодости! 15 января я явился к доктору забирать прибор в десять утра и пробыл у него до двенадцати. Потом отправился к Донону, отпраздновать завершение лечения.

— Доктор что, и по воскресеньям принимает?

— Да. Он говорит, что так больным удобнее — многие в будни заняты службой. Зато в понедельник у господина Вендера приема нет.

— Понятно. А завтракать один изволили?

— Нет, с супругой. Мы с ней условились встретиться в ресторане.

— А еще кто-нибудь с вами был?

— Да, мой университетский однокашник Борис Павлович Авилов, он тоже присяжный поверенный, и Лидина подруга — Липа Одинцова.

— Адреса их назвать можете?

— Борин могу, а Липин не знаю, впрочем, если дать телеграмму ко мне домой, то Лида вышлет адрес — они с Липой в переписке состоят.

— Давно дружат?

— Давным-давно. Воевали вместе.

— Ваша супруга воевала? — удивился чиновник для поручений.

— Да, была сестрой милосердия на турецкой войне.

— Вот как! А в телеграмме нет никакой необходимости, место прописки Одинцовой я узнаю в адресном столе.

Глава 6

Как все было на самом деле

Шла сырная неделя, и Мечислав Николаевич должен был вовсю праздновать масленицу с Татьяной Федоровной. Когда он сообщил супруге о командировке, случился скандал. «Ну вот, теперь дуться на меня будет», — вздохнул Кунцевич, и ему стало так жалко жену, что он решил купить ей какой-нибудь дорогой подарок. В Москве перед традиционным визитом к бывшему начальнику надворный советник заглянул в Петровский пассаж. Проходя мимо магазина готового мужского платья, он увидал знакомую фигуру.

Сыскной надзиратель Тараканов[19], обряженный в какой-то нелепый костюм, примерял чудовищной расцветки галстух, а стоявший перед ним приказчик вовсю расхваливал свой товар.

— Осип Григорьевич! Какая встреча!

Надзиратель оглянулся, бросился к Кунцевичу и стал трясти его руку:

— Мечислав Николаевич! Как я рад!

— И я весьма рад! Прибарахляетесь? Боже! Кто это вас так нарядил?!

— А что, плохо?

— Ужасно. Эй, любезный! — позвал приказчика надворный советник. — Помоги господину раздеться. Идем отсюда, Осип Григорьевич, идем и как можно быстрее, а не то они превратят вас в савраса. Переодевайтесь скорее, я буду ждать вас в галерее.

Кунцевич и Тараканов вышли на Петровку и пошли к бульвару.

— Лихоимствовать стали, Осип Григорьевич?

Тараканов опешил.

— С чего вы взяли?

— А на какие же шиши вы хотели в Петровском пассаже одеться? Или в Москве у надзирателей сыскной полиции такое хорошее жалование?

Тараканов так растеряно глядел на столичного чиновника, что Кунцевич еле сдержал смех.

— Видите ли, Мечислав Николаевич, я до сего дня как-то на одежду мало внимания обращал, покупал, что подешевле, а тут… В общем, мне надо приодеться. А Петровский пассаж у всех на слуху. Ну, я и пошел. Кой-какие сбережения у меня есть…

— Пришли, а тамошние ушлые приказчики вмиг разглядели в вас человека, привыкшего одеваться на Апрашке[20]. Ну и постарались эти молодцы всучить вам втридорога залежалый товар. Вам когда нужно быть при полном параде?

— Послезавтра.

— Позвольте воспользоваться полученной на службе опытностью и угадать предмет вашего визита? Позволяете?

Тараканов вяло кивнул.

— Итак. Молодой человек на масляной неделе озаботился приобретением костюма. Пальто на вас хоть и не новое, но вполне ничего себе. Один воротник рублей на сорок тянет.

— За три года третий раз надеваю. Неделю назад от маменьки привез.

— Бережливость — черта похвальная, но нельзя превращать ее в скопидомство. Вещи созданы для того, чтобы их носить, а не для того, чтобы их моль в сундуках ела. Судя по тому, что верхняя одежда молодого человека вполне устраивает,